Forwarded from Нейроэкзистенциализм
Если
***
If you can keep your head when all about you
О, если ты покоен, не растерян,
Are losing theirs and blaming it on you,
Когда теряют головы вокруг,
If you can trust yourself when all men doubt you,
И если ты себе остался верен,
But make allowance for their doubting too;
Когда в тебя не верит лучший друг,
If you can wait and not be tired by waiting,
И если ждать умеешь без волненья,
Or being lied about, don’t deal in lies,
Не станешь ложью отвечать на ложь,
Or being hated, don’t give way to hating,
Не будешь злобен, став для всех мишенью,
And yet don’t look too good, nor talk too wise:
Но и святым себя не назовешь.
If you can dream—and not make dreams your master;
И если ты своей владеешь страстью,
If you can think—and not make thoughts your aim;
А не тобою властвует она,
If you can meet with Triumph and Disaster
И будешь твёрд в удаче и в несчастье,
And treat those two impostors just the same;
Которым, в сущности, цена одна,
If you can bear to hear the truth you’ve spoken
И если ты готов к тому, что слово
Twisted by knaves to make a trap for fools,
Твоё в ловушку превращает плут,
Or watch the things you gave your life to, broken,
И, потерпев крушенье, можешь снова —
And stoop and build ’em up with worn-out tools:
Без прежних сил — возобновить свой труд,
If you can make one heap of all your winnings
И если ты способен всё, что стало
And risk it on one turn of pitch-and-toss,
Тебе привычным, выложить на стол,
And lose, and start again at your beginnings
Всё проиграть и вновь начать сначала,
And never breathe a word about your loss;
Не пожалев того, что приобрёл,
If you can force your heart and nerve and sinew
И если можешь сердце, нервы, жилы
To serve your turn long after they are gone,
Так завести, чтобы вперёд нестись,
And so hold on when there is nothing in you
Когда с годами изменяют силы
Except the Will which says to them: ‘Hold on!’
И только воля говорит: «Держись!»
If you can talk with crowds and keep your virtue,
И если можешь быть в толпе собою,
Or walk with Kings—nor lose the common touch,
При короле с народом связь хранить
If neither foes nor loving friends can hurt you,
И, уважая мнение любое,
If all men count with you, but none too much;
Главы перед молвою не клонить,
If you can fill the unforgiving minute
И если будешь мерить расстоянье
With sixty seconds’ worth of distance run,
Секундами, пускаясь в дальний бег, —
Yours is the Earth and everything that’s in it,
Земля — твоё, мой мальчик, достоянье!
And—which is more—you’ll be a Man, my son!
И более того, ты — человек!
— Редьярд Киплинг
"Если" (If) (в переводе С. Маршака)
#цитаты
***
If you can keep your head when all about you
О, если ты покоен, не растерян,
Are losing theirs and blaming it on you,
Когда теряют головы вокруг,
If you can trust yourself when all men doubt you,
И если ты себе остался верен,
But make allowance for their doubting too;
Когда в тебя не верит лучший друг,
If you can wait and not be tired by waiting,
И если ждать умеешь без волненья,
Or being lied about, don’t deal in lies,
Не станешь ложью отвечать на ложь,
Or being hated, don’t give way to hating,
Не будешь злобен, став для всех мишенью,
And yet don’t look too good, nor talk too wise:
Но и святым себя не назовешь.
If you can dream—and not make dreams your master;
И если ты своей владеешь страстью,
If you can think—and not make thoughts your aim;
А не тобою властвует она,
If you can meet with Triumph and Disaster
И будешь твёрд в удаче и в несчастье,
And treat those two impostors just the same;
Которым, в сущности, цена одна,
If you can bear to hear the truth you’ve spoken
И если ты готов к тому, что слово
Twisted by knaves to make a trap for fools,
Твоё в ловушку превращает плут,
Or watch the things you gave your life to, broken,
И, потерпев крушенье, можешь снова —
And stoop and build ’em up with worn-out tools:
Без прежних сил — возобновить свой труд,
If you can make one heap of all your winnings
И если ты способен всё, что стало
And risk it on one turn of pitch-and-toss,
Тебе привычным, выложить на стол,
And lose, and start again at your beginnings
Всё проиграть и вновь начать сначала,
And never breathe a word about your loss;
Не пожалев того, что приобрёл,
If you can force your heart and nerve and sinew
И если можешь сердце, нервы, жилы
To serve your turn long after they are gone,
Так завести, чтобы вперёд нестись,
And so hold on when there is nothing in you
Когда с годами изменяют силы
Except the Will which says to them: ‘Hold on!’
И только воля говорит: «Держись!»
If you can talk with crowds and keep your virtue,
И если можешь быть в толпе собою,
Or walk with Kings—nor lose the common touch,
При короле с народом связь хранить
If neither foes nor loving friends can hurt you,
И, уважая мнение любое,
If all men count with you, but none too much;
Главы перед молвою не клонить,
If you can fill the unforgiving minute
И если будешь мерить расстоянье
With sixty seconds’ worth of distance run,
Секундами, пускаясь в дальний бег, —
Yours is the Earth and everything that’s in it,
Земля — твоё, мой мальчик, достоянье!
And—which is more—you’ll be a Man, my son!
И более того, ты — человек!
— Редьярд Киплинг
"Если" (If) (в переводе С. Маршака)
#цитаты
Мера океана рыбьих страданий
Как измерить страдания забиваемой рыбы? «Welfare Footprint Framework» предлагает научно обоснованную методологию количественной оценки различных факторов, влияющих на благосостояние (welfare) животных, с помощью стандартизированного показателя: совокупного времени, которое животные проводят в эмоциональных состояниях различной интенсивности.
По оценкам сделанным на основании обзора исследований реакции на стресс во время удушья, на одну радужную форель (Oncorhynchus mykiss) приходится 10 (1,9–21,7) минут умеренной или запредельной (extreme) боли или 24 (3,5–74) минуты на килограмм веса.
Когда рыбу достают из воды, её жаберные нити (filaments) слипаются, а жаберные пластинки (lamellae) разрушаются, что препятствует поступлению кислорода и выделению углекислого газа. Острый стресс, вызванный гипоксией, запускает ряд гормональных реакций подавляющих нежизненно важные процессы. Когда уровень метаболического CO2 в крови повышается (т. е. гиперкапния, от греческого ὑπερ- — чрезмерно; καπνός — дым), возникают дополнительные нарушения. CO2 соединяется с водой, образуя углекислый газ (H2CO3), который диссоциирует на бикарбонат (HCO3-) и протоны (H+). Поскольку способность гемоглобина буферизовать H+ ограничена, pH крови снижается (гиперкапнический ацидоз). Ацидоз усугубляется повышенной концентрацией лактата в крови, кислотного продукта анаэробного обмена.
Поддержание правильного кислотно-щелочного баланса и уровня CO2 в артериальной крови имеет решающее значение для выживания, поэтому даже незначительные изменения pH и CO2 вызывают немедленную реакцию. Возбудимость нейронов особенно чувствительна к изменениям pH, что стимулирует дыхательный центр для удаления избытка CO2 и защиты от ацидоза. Вне воды нарушается газообмен и эта компенсаторная реакция идёт по п... У рыб CO2 легко обнаруживается даже в очень низких концентрациях. Были идентифицированы чувствительные к CO2 рецепторы, которые реагируют на другие вредные химические вещества, что подтверждает предположение о том, что гиперкапния стимулирует ноцицептивную (от латинского nocere «вредить/ранить») систему и вызывает боль.
Асфиксия это не только больно, но и жутко.
Воздействие более высоких уровней CO2 вызывает чувство сильного диспноэ (одышки), всё более мучительную потребность вдохнуть. Вскоре после воздействия более высоких концентраций CO2 наблюдаются бурные поведенческие реакции, попытки бегства и затруднённое дыхание. Существуют убедительные доказательства того, что нарушение кислотно-щелочного баланса приводит к тревоге и панике. У рыб гиперкапния вызывает выброс катехоламинов пропорционально степени ацидоза, а сильные катехоламиновые стимулы, вызывают приступы паники и у людей в том числе.
Есть ли более гуманные способы массового забоя рыбы?
Принимая во внимание оценки в 6 центов за кг форели (от 3,60 до 3,66 евро за кг — 3% рост цены на продукцию с фермы) и 70–100% эффективность электрического или ударного оглушения, это означает, что на каждый вложенный доллар будет предотвращено примерно 60–1200 минут (1–20 часов) умеренной или запредельной боли.
A buddhist bang for the buck.
Ежегодно забивают приблизительно 1,1–2,2 триллионов диких, и 78–171 миллиардов выращенных в искусственных условиях рыб.
Quantifying the welfare impact of air asphyxia in rainbow trout slaughter for policy and practice
-----
По теме: Иллюзорная идиллия: эволюционная экономика страдания
-----
Легенда художника к иллюстрации:
Морской понтифик. Представленный здесь лично в роли миссионера из глубин. Он несёт виселицу, знак их мученичества. Он курит галлюциногенные водоросли из своей длинной трубки (курение — то удовольствие, которое может предложить ему суша). На самом деле он одет в одежду паломника, а его папское одеяние, которое он носит дома, в море, по сравнению с этой суровой одеждой путешественника, потрясающе красиво. Выбеленная коряга, привязанная к его поясу, является элементом его церковной одежды. Посланник народа фей целует его коралловое кольцо в мольбе о заключении союза против людей.
Art: "Pontiff" | Keith Thompson
#biology
Как измерить страдания забиваемой рыбы? «Welfare Footprint Framework» предлагает научно обоснованную методологию количественной оценки различных факторов, влияющих на благосостояние (welfare) животных, с помощью стандартизированного показателя: совокупного времени, которое животные проводят в эмоциональных состояниях различной интенсивности.
По оценкам сделанным на основании обзора исследований реакции на стресс во время удушья, на одну радужную форель (Oncorhynchus mykiss) приходится 10 (1,9–21,7) минут умеренной или запредельной (extreme) боли или 24 (3,5–74) минуты на килограмм веса.
Когда рыбу достают из воды, её жаберные нити (filaments) слипаются, а жаберные пластинки (lamellae) разрушаются, что препятствует поступлению кислорода и выделению углекислого газа. Острый стресс, вызванный гипоксией, запускает ряд гормональных реакций подавляющих нежизненно важные процессы. Когда уровень метаболического CO2 в крови повышается (т. е. гиперкапния, от греческого ὑπερ- — чрезмерно; καπνός — дым), возникают дополнительные нарушения. CO2 соединяется с водой, образуя углекислый газ (H2CO3), который диссоциирует на бикарбонат (HCO3-) и протоны (H+). Поскольку способность гемоглобина буферизовать H+ ограничена, pH крови снижается (гиперкапнический ацидоз). Ацидоз усугубляется повышенной концентрацией лактата в крови, кислотного продукта анаэробного обмена.
Поддержание правильного кислотно-щелочного баланса и уровня CO2 в артериальной крови имеет решающее значение для выживания, поэтому даже незначительные изменения pH и CO2 вызывают немедленную реакцию. Возбудимость нейронов особенно чувствительна к изменениям pH, что стимулирует дыхательный центр для удаления избытка CO2 и защиты от ацидоза. Вне воды нарушается газообмен и эта компенсаторная реакция идёт по п... У рыб CO2 легко обнаруживается даже в очень низких концентрациях. Были идентифицированы чувствительные к CO2 рецепторы, которые реагируют на другие вредные химические вещества, что подтверждает предположение о том, что гиперкапния стимулирует ноцицептивную (от латинского nocere «вредить/ранить») систему и вызывает боль.
Асфиксия это не только больно, но и жутко.
Воздействие более высоких уровней CO2 вызывает чувство сильного диспноэ (одышки), всё более мучительную потребность вдохнуть. Вскоре после воздействия более высоких концентраций CO2 наблюдаются бурные поведенческие реакции, попытки бегства и затруднённое дыхание. Существуют убедительные доказательства того, что нарушение кислотно-щелочного баланса приводит к тревоге и панике. У рыб гиперкапния вызывает выброс катехоламинов пропорционально степени ацидоза, а сильные катехоламиновые стимулы, вызывают приступы паники и у людей в том числе.
Есть ли более гуманные способы массового забоя рыбы?
Принимая во внимание оценки в 6 центов за кг форели (от 3,60 до 3,66 евро за кг — 3% рост цены на продукцию с фермы) и 70–100% эффективность электрического или ударного оглушения, это означает, что на каждый вложенный доллар будет предотвращено примерно 60–1200 минут (1–20 часов) умеренной или запредельной боли.
A buddhist bang for the buck.
Ежегодно забивают приблизительно 1,1–2,2 триллионов диких, и 78–171 миллиардов выращенных в искусственных условиях рыб.
Quantifying the welfare impact of air asphyxia in rainbow trout slaughter for policy and practice
-----
По теме: Иллюзорная идиллия: эволюционная экономика страдания
-----
Легенда художника к иллюстрации:
Морской понтифик. Представленный здесь лично в роли миссионера из глубин. Он несёт виселицу, знак их мученичества. Он курит галлюциногенные водоросли из своей длинной трубки (курение — то удовольствие, которое может предложить ему суша). На самом деле он одет в одежду паломника, а его папское одеяние, которое он носит дома, в море, по сравнению с этой суровой одеждой путешественника, потрясающе красиво. Выбеленная коряга, привязанная к его поясу, является элементом его церковной одежды. Посланник народа фей целует его коралловое кольцо в мольбе о заключении союза против людей.
Art: "Pontiff" | Keith Thompson
#biology
Рассуждения о добровольном рабстве
"...как возможно, что столько людей, столько деревень, столько городов, столько народов нередко терпят над собой одного тирана, который не имеет никакой другой власти, кроме той, что они ему дают; который способен им вредить лишь постольку, поскольку они согласны выносить это; который не мог бы причинить им никакого зла, если бы только они не предпочитали лучше сносить его тиранию, чем противодействовать ему.
Поразительная вещь, конечно! Однако столь часто встречающаяся, что следует тем больше скорбеть и тем меньше удивляться, когда видишь, как миллионы людей, согнув выю под ярмо, самым жалким образом служат, не принуждаемые особенно большой силой, но будучи, как кажется, в некотором роде околдованными и зачарованными самым именем Одного, могущества которого они не должны бояться, ибо он ведь один, и качеств которого они не могут любить, ибо по отношению к ним он свиреп и бесчеловечен.
***
Но, боже милостивый, что это такое? Как это назвать, что это за бедствие? Что это за порок, или вернее, что за злосчастный порок, — когда мы видим, что бесконечное число людей не только повинуются, но служат, не только управляемы, но угнетены и порабощены тиранией так, что не имеют ни имуществ, ни родных, ни жен, ни детей, ни даже самой жизни, словом, не имеют ничего, что они могли бы назвать своим, и терпят грабежи, распутство, жестокости не от войска, не от варваров, против которых следовало бы проливать свою кровь и жертвовать жизнью, но от одного человека. И притом не от какого-нибудь Геркулеса или Самсона, но от одного ничтожнейшего человечка, большей частью самого трусливого и самого расслабленного из всего народа, который привык не к пороху сражений, а скорее к песку турниров и который не только не способен управлять другими людьми, но сам находится в рабском услужении у самой ничтожной бабёнки.
Как назовем мы это? Назовем ли мы это трусостью? Скажем ли мы, что те люди, которые служат такому человеку, подлецы и трусы?
Если бы двое, трое или четверо не защищались от одного, то это было бы странно, но во всяком случае возможно. И с полным правом можно было бы сказать, что дело здесь в недостатке храбрости.
Но если сто, если тысяча человек терпят тиранию одного, то не скажем ли мы, что они скорее не хотят, чем не осмеливаются напасть на него, и что это не трусость, а скорее пренебрежение и презрение?
Но если мы видим, что не сто и не тысяча людей, а сто областей, тысяча городов, миллионы людей не нападают на того одного, со стороны кого даже наилучшее обращение состоит в том, чтобы превращать людей в своих слуг и рабов, то как назвать это? Трусость ли это?
Во всех пороках по их природе неминуемо есть некий предел, за который они не могут выходить. Двое и даже десять человек могут бояться одного, но тысяча, но миллионы, но тысяча городов, если они не защищаются от одного, то это не трусость, она не может дойти до этого, так же как и храбрость не может простираться до того, чтобы один человек штурмовал крепость, нападал на армию или завоевывал государство.
Что же это, следовательно, за уродливый порок, не заслуживающий даже названия трусости, порок, которому нельзя найти достаточно гнусного названия, который противен природе и назвать который отказывается язык?"
— Этьен де Ла Боэси
"Рассуждение о добровольном рабстве" (1553)
Перевод: Фаина Абрамовна Коган-Бернштейн
#книги #politics
"...как возможно, что столько людей, столько деревень, столько городов, столько народов нередко терпят над собой одного тирана, который не имеет никакой другой власти, кроме той, что они ему дают; который способен им вредить лишь постольку, поскольку они согласны выносить это; который не мог бы причинить им никакого зла, если бы только они не предпочитали лучше сносить его тиранию, чем противодействовать ему.
Поразительная вещь, конечно! Однако столь часто встречающаяся, что следует тем больше скорбеть и тем меньше удивляться, когда видишь, как миллионы людей, согнув выю под ярмо, самым жалким образом служат, не принуждаемые особенно большой силой, но будучи, как кажется, в некотором роде околдованными и зачарованными самым именем Одного, могущества которого они не должны бояться, ибо он ведь один, и качеств которого они не могут любить, ибо по отношению к ним он свиреп и бесчеловечен.
***
Но, боже милостивый, что это такое? Как это назвать, что это за бедствие? Что это за порок, или вернее, что за злосчастный порок, — когда мы видим, что бесконечное число людей не только повинуются, но служат, не только управляемы, но угнетены и порабощены тиранией так, что не имеют ни имуществ, ни родных, ни жен, ни детей, ни даже самой жизни, словом, не имеют ничего, что они могли бы назвать своим, и терпят грабежи, распутство, жестокости не от войска, не от варваров, против которых следовало бы проливать свою кровь и жертвовать жизнью, но от одного человека. И притом не от какого-нибудь Геркулеса или Самсона, но от одного ничтожнейшего человечка, большей частью самого трусливого и самого расслабленного из всего народа, который привык не к пороху сражений, а скорее к песку турниров и который не только не способен управлять другими людьми, но сам находится в рабском услужении у самой ничтожной бабёнки.
Как назовем мы это? Назовем ли мы это трусостью? Скажем ли мы, что те люди, которые служат такому человеку, подлецы и трусы?
Если бы двое, трое или четверо не защищались от одного, то это было бы странно, но во всяком случае возможно. И с полным правом можно было бы сказать, что дело здесь в недостатке храбрости.
Но если сто, если тысяча человек терпят тиранию одного, то не скажем ли мы, что они скорее не хотят, чем не осмеливаются напасть на него, и что это не трусость, а скорее пренебрежение и презрение?
Но если мы видим, что не сто и не тысяча людей, а сто областей, тысяча городов, миллионы людей не нападают на того одного, со стороны кого даже наилучшее обращение состоит в том, чтобы превращать людей в своих слуг и рабов, то как назвать это? Трусость ли это?
Во всех пороках по их природе неминуемо есть некий предел, за который они не могут выходить. Двое и даже десять человек могут бояться одного, но тысяча, но миллионы, но тысяча городов, если они не защищаются от одного, то это не трусость, она не может дойти до этого, так же как и храбрость не может простираться до того, чтобы один человек штурмовал крепость, нападал на армию или завоевывал государство.
Что же это, следовательно, за уродливый порок, не заслуживающий даже названия трусости, порок, которому нельзя найти достаточно гнусного названия, который противен природе и назвать который отказывается язык?"
— Этьен де Ла Боэси
"Рассуждение о добровольном рабстве" (1553)
Перевод: Фаина Абрамовна Коган-Бернштейн
#книги #politics
Спешка и fast-thinking
[...]
"Можно ли мыслить на скорости? И не обрекает ли себя телевидение, предоставляя слово мыслителям, вроде как способных мыслить в ускоренном темпе, на то, что ему всегда приходится иметь дело только с «fast-thinker'ами», «быстродумами», мыслящими быстрее собственной тени...
Стоит задуматься, почему они способны отвечать этим совершенно особенным условиям, почему у них получается мыслить в условиях, при которых никто уже не мыслит. Ответом, как мне кажется, является то, что они мыслят «готовыми идеями». «Готовые идеи», о которых говорит Флобер, это идеи, усвоенные всеми, банальные, общие, не вызывающие возражений; это также идеи, усвоенные всеми до того, как вы их усвоили, поэтому проблема восприятия не ставится. Когда речь идет об устном выступлении, книге или телевизионном сообщении, главная задача коммуникации — соответствовать условиям восприятия, для чего необходимо знать, располагает ли слушающий кодом для расшифровки того, о чём в данный момент говорится. А когда вы выдаёте «готовые идеи», проблема отпадает сама собой. Коммуникация возникает мгновенно, потому что в каком-то смысле её не существует. Она является всего лишь видимостью. Обмен банальностями, общими местами есть коммуникация, единственным содержанием которой является сам факт общения.
Достоинством «общих мест», играющих огромную роль в повседневном общении, является то, что все способны их воспринимать и воспринимать мгновенно: из-за своей банальности они являются общими как для говорящего, так и для слушающего. В отличие от общих мест, мысль по определению является подрывной: она начинает с разрушения готовых идей, а затем должна привести доказательства. Когда Декарт говорит о доказательстве, он имеет в виду длинную цепочку рассуждений. Это занимает некоторое количество времени, нужно выдвинуть целую серию посылок, связанных союзами «следовательно», «значит», «принимая во внимание что»... Но такое разворачивание мыслящего мышления неразрывно связано со временем."
— Пьер Бурдьё
"О телевидении и журналистике"
#книги #culture #cognition
[...]
"Можно ли мыслить на скорости? И не обрекает ли себя телевидение, предоставляя слово мыслителям, вроде как способных мыслить в ускоренном темпе, на то, что ему всегда приходится иметь дело только с «fast-thinker'ами», «быстродумами», мыслящими быстрее собственной тени...
Стоит задуматься, почему они способны отвечать этим совершенно особенным условиям, почему у них получается мыслить в условиях, при которых никто уже не мыслит. Ответом, как мне кажется, является то, что они мыслят «готовыми идеями». «Готовые идеи», о которых говорит Флобер, это идеи, усвоенные всеми, банальные, общие, не вызывающие возражений; это также идеи, усвоенные всеми до того, как вы их усвоили, поэтому проблема восприятия не ставится. Когда речь идет об устном выступлении, книге или телевизионном сообщении, главная задача коммуникации — соответствовать условиям восприятия, для чего необходимо знать, располагает ли слушающий кодом для расшифровки того, о чём в данный момент говорится. А когда вы выдаёте «готовые идеи», проблема отпадает сама собой. Коммуникация возникает мгновенно, потому что в каком-то смысле её не существует. Она является всего лишь видимостью. Обмен банальностями, общими местами есть коммуникация, единственным содержанием которой является сам факт общения.
Достоинством «общих мест», играющих огромную роль в повседневном общении, является то, что все способны их воспринимать и воспринимать мгновенно: из-за своей банальности они являются общими как для говорящего, так и для слушающего. В отличие от общих мест, мысль по определению является подрывной: она начинает с разрушения готовых идей, а затем должна привести доказательства. Когда Декарт говорит о доказательстве, он имеет в виду длинную цепочку рассуждений. Это занимает некоторое количество времени, нужно выдвинуть целую серию посылок, связанных союзами «следовательно», «значит», «принимая во внимание что»... Но такое разворачивание мыслящего мышления неразрывно связано со временем."
— Пьер Бурдьё
"О телевидении и журналистике"
#книги #culture #cognition
Forwarded from Нейроэкзистенциализм
День сурка на шоколадной фабрике
Представьте себе сурка работающего на конвейере. “А потім маленьке звірятко загортає шоколад у фольгу.” как в рекламе Milka. Сурок так наловчился делать своё дело, что можно спать вполглаза работая на полном автомате. Потом он, как в повести Пелевина “Спи” обнаружил, что присыпают все вокруг, а потом ( нашёл в кармане цыганскую иглу . Но в момент озарения “Бля, да так вся оставшаяся жизнь на ебаном заводе и пройдёт” сурок снова уснул на ходу и стал привычно собирать в пластиковый лоточек “тормозок” на смену на шоколадной фабрике.
Сейчас можно позавидовать предсказуемому однообразию размеренной жизни вымышленного провинциального городка Джерусалемс-Лот из романов Стивена Кинга. Завтра такое же как вчера. Тихо, скучно, вальяжно. Для большинства из тех, кто это читает, даже надежда на подобную жизнь осталась в удаляющемся за горизонт прошлом. Ураганный ветер перемен изменил привычный нам ландшафт до неузнаваемости.
К работе для выживания / пропитания добавилась работа “душевная”: думать о других. Мы читаем новости о тысячах номинально знакомых людей (такие, сякие, свои, чужие), ненавидим одних, переживаем за других, сердце кровью обливается за третьих и радуется за четвертых – все эти люди гаснущими призрачными голограммами проносятся сквозь нас, созданные нашим мозгом, подсвеченные вспышками синапсов и сожжённой глюкозой. Мы проживаем их, прочувствуем, некоторых почти осязаем.
Думая о людях мы словно сурок на конвейере “упаковываем” для употребления подсовываемую мозгом “шоколадку” – в большинстве случаев мы разговариваем в своей голове с теми, кто всплыл сам, без спроса – мы принимаем входящий звонок и нежданных гостей. И саму нашу самонадеянную уверенность “да ладно, я сам(а) о нём(ней) вспомнил(а)!” стоит немного поумерить. Как бы мы не пытались быть умнее своего тела, каждую ночь оно выключает нас за ненадобностью. “Поменьше пафоса, дамы и господа!”.
Будьте хитрожопым и вороватым сурком. На конвейере жизненных аффордансов “подумай это”, “почувствуй то”, “отреагируй на сё”, “вовлекись вот в то” можно красть брак и филонить обязаловку. Обязаловка – это автоматика. День ото дня раздражает, бесит, тревожит и выводит из себя одно и то же. Маленьке звірятко заїбали шоколадки. Рутина выжгла сурка дотла. Вскипающее раздражение, негодование, праведный гнев, можно остудить грязной накипью эмоционального шлака, устало вздохнуть и… пропустить шоколадку.
Сурковое сатори – конвейер продолжит гнать шоколадки, даже если ты начнёшь “провтыкивать” – чем заняты медитирующие? – они ТУПЯТ. Адово тупят. Сидят на месте и ничего не делают. Стараются при этом ничего не думать. Когда вы начнёте бунт на конвейере, то в отвоёванных “перерывах” между существованием на автопилоте, на конвейерной ленте в фокусе внимания начнут появляться нестандартные вещи – те самые “инсайты”, за которыми гоняются ищущие одухотворения. Начнёт всплывать то, что не могло пробиться сквозь поток рутинно-бытового и привычного.
Озарения, инсайты, сатори, моменты присутствия в моменте и благоговения надо "красть" у нарколептической стереотипии. Они совсем не задуманы природой для нашего духовного прогресса, личностного роста и эмоционального обогащения. Природа – бессердечная слепая сука, и удел всех ждёт один. Что нам остаётся? Филонить автоматику, что в "Бэтман Аполло" Пелевина тайные сопротивленцы вампирской гегемонии назвали "Путём абсолютной подлости". Тебя напрягают, а ты не напрягайся. Сопротивляться = напрягаться. Брось это, и дальше не передавай, тяжелого и чужого в руки не бери. Кто наяву спит – тот на конвейере работает.
А потім маленьке звірятко загортає шоколад у фольгу...
#авторское
Представьте себе сурка работающего на конвейере. “А потім маленьке звірятко загортає шоколад у фольгу.” как в рекламе Milka. Сурок так наловчился делать своё дело, что можно спать вполглаза работая на полном автомате. Потом он, как в повести Пелевина “Спи” обнаружил, что присыпают все вокруг, а потом (
Осторожно, спойлер!)Сейчас можно позавидовать предсказуемому однообразию размеренной жизни вымышленного провинциального городка Джерусалемс-Лот из романов Стивена Кинга. Завтра такое же как вчера. Тихо, скучно, вальяжно. Для большинства из тех, кто это читает, даже надежда на подобную жизнь осталась в удаляющемся за горизонт прошлом. Ураганный ветер перемен изменил привычный нам ландшафт до неузнаваемости.
К работе для выживания / пропитания добавилась работа “душевная”: думать о других. Мы читаем новости о тысячах номинально знакомых людей (такие, сякие, свои, чужие), ненавидим одних, переживаем за других, сердце кровью обливается за третьих и радуется за четвертых – все эти люди гаснущими призрачными голограммами проносятся сквозь нас, созданные нашим мозгом, подсвеченные вспышками синапсов и сожжённой глюкозой. Мы проживаем их, прочувствуем, некоторых почти осязаем.
Думая о людях мы словно сурок на конвейере “упаковываем” для употребления подсовываемую мозгом “шоколадку” – в большинстве случаев мы разговариваем в своей голове с теми, кто всплыл сам, без спроса – мы принимаем входящий звонок и нежданных гостей. И саму нашу самонадеянную уверенность “да ладно, я сам(а) о нём(ней) вспомнил(а)!” стоит немного поумерить. Как бы мы не пытались быть умнее своего тела, каждую ночь оно выключает нас за ненадобностью. “Поменьше пафоса, дамы и господа!”.
Будьте хитрожопым и вороватым сурком. На конвейере жизненных аффордансов “подумай это”, “почувствуй то”, “отреагируй на сё”, “вовлекись вот в то” можно красть брак и филонить обязаловку. Обязаловка – это автоматика. День ото дня раздражает, бесит, тревожит и выводит из себя одно и то же. Маленьке звірятко заїбали шоколадки. Рутина выжгла сурка дотла. Вскипающее раздражение, негодование, праведный гнев, можно остудить грязной накипью эмоционального шлака, устало вздохнуть и… пропустить шоколадку.
Сурковое сатори – конвейер продолжит гнать шоколадки, даже если ты начнёшь “провтыкивать” – чем заняты медитирующие? – они ТУПЯТ. Адово тупят. Сидят на месте и ничего не делают. Стараются при этом ничего не думать. Когда вы начнёте бунт на конвейере, то в отвоёванных “перерывах” между существованием на автопилоте, на конвейерной ленте в фокусе внимания начнут появляться нестандартные вещи – те самые “инсайты”, за которыми гоняются ищущие одухотворения. Начнёт всплывать то, что не могло пробиться сквозь поток рутинно-бытового и привычного.
Озарения, инсайты, сатори, моменты присутствия в моменте и благоговения надо "красть" у нарколептической стереотипии. Они совсем не задуманы природой для нашего духовного прогресса, личностного роста и эмоционального обогащения. Природа – бессердечная слепая сука, и удел всех ждёт один. Что нам остаётся? Филонить автоматику, что в "Бэтман Аполло" Пелевина тайные сопротивленцы вампирской гегемонии назвали "Путём абсолютной подлости". Тебя напрягают, а ты не напрягайся. Сопротивляться = напрягаться. Брось это, и дальше не передавай, тяжелого и чужого в руки не бери. Кто наяву спит – тот на конвейере работает.
А потім маленьке звірятко загортає шоколад у фольгу...
#авторское
Понедельничный прошлонедельник
(02/06 — 15/06)
1. Schwermut (Стайнер)
2. — XX — (Соррентино)
3. 2026: Добро пожаловать в Мёртвый Интернет (1), (2) (Мариани)
4. Ксерокс и Бесконечность (Бодрийяр)
5. Обезьяна и сущность (1), (2), (3) (Хаксли)
6. "Если" (Киплинг)
7. Мера океана рыбьих страданий
8. Рассуждения о добровольном рабстве (де ла Боэси)
9. Спешка и fast-thinking (Бурдьё)
10. День сурка на шоколадной фабрике
-----
Звіт
[1, 2]
-----
Art: Tim Fishlock
#monday
(02/06 — 15/06)
1. Schwermut (Стайнер)
2. — XX — (Соррентино)
3. 2026: Добро пожаловать в Мёртвый Интернет (1), (2) (Мариани)
4. Ксерокс и Бесконечность (Бодрийяр)
5. Обезьяна и сущность (1), (2), (3) (Хаксли)
6. "Если" (Киплинг)
7. Мера океана рыбьих страданий
8. Рассуждения о добровольном рабстве (де ла Боэси)
9. Спешка и fast-thinking (Бурдьё)
10. День сурка на шоколадной фабрике
-----
Звіт
[1, 2]
-----
Art: Tim Fishlock
#monday
Расширяем словарный запас.
Синонимы и collocations, как правильно крыть хуйла.
P.S. "Шлюшидзе", "сестроёб", и "денег нет" — *chef kiss*
Синонимы и collocations, как правильно крыть хуйла.
P.S. "Шлюшидзе", "сестроёб", и "денег нет" — *chef kiss*
Медиазона
Бздло, говназия, сцуль. Какими словами россиянам (по мнению РКН) не следует называть Путина
Документ
Враждебная эпистемология
Что общего у чизбургера и стройной конспирологической теории? Они награждают мозг за обнаружение того, что в природе не встречается — пищевое изобилие и стройная модель, которая собирает сонм разрозненных кусочков паззла в ясно-понятную причинно-следственную и концептуальную схему. Никто ещё не тромбанулся от одного чизбургера или каверзной мыслишки о том, что несовершенство мира это чьи-то закулисные происки. Но диета и эпистемология построенные на "вкусно-приятно" и "ясно-понятно" приводят к печальным и зачастую летальным последствиям.
Мы крайне ограничены во времени и ресурсах, которые можем выделить на познание мира, в котором обитаем. Упрощения, сокращения/короткие пути (shortcuts), эвристики, и доверие экспертам — неизбежны. Мы вынуждены доверять окружающим: водителю авто на встречной полосе, автомеханику обслуживавшему наше авто, системе здравоохранения, пищевой промышленности, учёным, неизвестным в толкучке (вы же не сканируете каждого, кто в состоянии исподтишка нарушить целостность ваших кожных покровов и внутренних органов острым предметом, а после так же незаметно скрыться в толпе). Мы коллективные заложники своей когнитивной ограниченности.
Американский психофизик и рыночный исследователь Говард Московитц предложил термин "точка блаженства" (bliss point) — диапазон, в котором восприятие не дает ощущения, что чего-то слишком много или слишком мало, а ощущается «идеальное» количество солености, сладости или насыщенности — "тошонадо". Человеческому организму нужна соль для поддержания водного баланса, сахар для получения энергии и жир для построения мозга. Фастфуд эксплуатирует наше восприятие — пищевая инженерия манипулирует составом продуктов, которые вызывают выброс дофамина и желание добавки. Для большинства вредный чизбургер вкуснее приготовленного мамой бутерброда.
Схожим образом природа награждает нас за нахождение связной картины в хаотичном бытии — молодец, дружок, ты заглянул:а в фундаментальную каузальную (причинно-следственную) структуру мира — хороший примат, кайфани чуток, ищи ещё. Элисон Гопник, которая сравнивает моменты "Ага!" прозрения с "ментальным оргазмом" (объяснение (explanation) для мышления - как оргазм для репродукции) очень к месту приводит цитату Томаса Гоббса:
«Существует страсть ума, которая, благодаря упорному стремлению к постоянному и неустанному приобретению знаний, превосходит кратковременную силу плотского удовольствия».
Тчи Нгуен (C. Tchi Nguen) предлагает когнитивный аналог точки блаженства — "соблазн ясности" (seduction of clarity). Ощущение ясности функционирует как мыслеостанавливающая эвристика (thought-terminating heuristic). Ясно-понятно, собрались-разобрались, можно закрыть вопрос и двигаться дальше чтобы сберечь такие драгоценные время, энергию, и внимание. Феноменологией чувства ясности можно так же замечательно манипулировать как и вкусовыми ощущениями.
Представьте чью-то злую волю направленную на создание у вас ощущения понимания — вас "угощают"чем-то доступным, обладающим объяснительной силой, и легко коммуницируемым. Паззл складывается, дофамин выделяется, изыскания прекращаются — ведь картина мира уже дополнена.
Враждебная эпистемология может включать в себя других людей, сообщества, культурные практики, институциональные структуры, технологии — всё в окружающем мире, что может эксплуатировать когнитивные слабости и уязвимости. Конспирологические эхо-камеры, геймифицированные интерфейсы социальных медиа, "левые" институциональные системы сертификации/аттестации — всё это пагубно сказывается на способности познавать мир.
"Эпистемическая жизнь для когнитивно ограниченных существ — это динамичный и бесконечный цикл реакции и контрреакции — эвристики, затем эксплуатации этой эвристики, а затем новой, усовершенствованной эвристики и более совершенной, более продвинутой эксплуатации. Ограниченные существа во враждебной среде заперты в бесконечной эпистемической гонке вооружений."
• Hostile Epistemology
• The seductions of clarity
• Explanation as orgasm and the drive for causal understanding
#psychology #cognition
Что общего у чизбургера и стройной конспирологической теории? Они награждают мозг за обнаружение того, что в природе не встречается — пищевое изобилие и стройная модель, которая собирает сонм разрозненных кусочков паззла в ясно-понятную причинно-следственную и концептуальную схему. Никто ещё не тромбанулся от одного чизбургера или каверзной мыслишки о том, что несовершенство мира это чьи-то закулисные происки. Но диета и эпистемология построенные на "вкусно-приятно" и "ясно-понятно" приводят к печальным и зачастую летальным последствиям.
Мы крайне ограничены во времени и ресурсах, которые можем выделить на познание мира, в котором обитаем. Упрощения, сокращения/короткие пути (shortcuts), эвристики, и доверие экспертам — неизбежны. Мы вынуждены доверять окружающим: водителю авто на встречной полосе, автомеханику обслуживавшему наше авто, системе здравоохранения, пищевой промышленности, учёным, неизвестным в толкучке (вы же не сканируете каждого, кто в состоянии исподтишка нарушить целостность ваших кожных покровов и внутренних органов острым предметом, а после так же незаметно скрыться в толпе). Мы коллективные заложники своей когнитивной ограниченности.
Американский психофизик и рыночный исследователь Говард Московитц предложил термин "точка блаженства" (bliss point) — диапазон, в котором восприятие не дает ощущения, что чего-то слишком много или слишком мало, а ощущается «идеальное» количество солености, сладости или насыщенности — "тошонадо". Человеческому организму нужна соль для поддержания водного баланса, сахар для получения энергии и жир для построения мозга. Фастфуд эксплуатирует наше восприятие — пищевая инженерия манипулирует составом продуктов, которые вызывают выброс дофамина и желание добавки. Для большинства вредный чизбургер вкуснее приготовленного мамой бутерброда.
Схожим образом природа награждает нас за нахождение связной картины в хаотичном бытии — молодец, дружок, ты заглянул:а в фундаментальную каузальную (причинно-следственную) структуру мира — хороший примат, кайфани чуток, ищи ещё. Элисон Гопник, которая сравнивает моменты "Ага!" прозрения с "ментальным оргазмом" (объяснение (explanation) для мышления - как оргазм для репродукции) очень к месту приводит цитату Томаса Гоббса:
«Существует страсть ума, которая, благодаря упорному стремлению к постоянному и неустанному приобретению знаний, превосходит кратковременную силу плотского удовольствия».
Тчи Нгуен (C. Tchi Nguen) предлагает когнитивный аналог точки блаженства — "соблазн ясности" (seduction of clarity). Ощущение ясности функционирует как мыслеостанавливающая эвристика (thought-terminating heuristic). Ясно-понятно, собрались-разобрались, можно закрыть вопрос и двигаться дальше чтобы сберечь такие драгоценные время, энергию, и внимание. Феноменологией чувства ясности можно так же замечательно манипулировать как и вкусовыми ощущениями.
Представьте чью-то злую волю направленную на создание у вас ощущения понимания — вас "угощают"чем-то доступным, обладающим объяснительной силой, и легко коммуницируемым. Паззл складывается, дофамин выделяется, изыскания прекращаются — ведь картина мира уже дополнена.
Враждебная эпистемология может включать в себя других людей, сообщества, культурные практики, институциональные структуры, технологии — всё в окружающем мире, что может эксплуатировать когнитивные слабости и уязвимости. Конспирологические эхо-камеры, геймифицированные интерфейсы социальных медиа, "левые" институциональные системы сертификации/аттестации — всё это пагубно сказывается на способности познавать мир.
"Эпистемическая жизнь для когнитивно ограниченных существ — это динамичный и бесконечный цикл реакции и контрреакции — эвристики, затем эксплуатации этой эвристики, а затем новой, усовершенствованной эвристики и более совершенной, более продвинутой эксплуатации. Ограниченные существа во враждебной среде заперты в бесконечной эпистемической гонке вооружений."
• Hostile Epistemology
• The seductions of clarity
• Explanation as orgasm and the drive for causal understanding
#psychology #cognition
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Трудно представить, но вы попробуйте
Аттическая трагедия
Предисловие написанное Джорджем Стайнером к переизданию (1980) его "Death of Tragedy" (1961).
[...]
"Книга начинается с подчеркивания абсолютной уникальности «высокой трагедии», как она исполнялась в Афинах V века. Несмотря на непристойные попытки сравнительной антропологии связать греческую трагедию с более архаичными и распространенными формами ритуальной и миметической практики, факт остаётся фактом: пьесы Эсхила, Софокла и Еврипида уникальны не только по своему масштабу, но и по форме и технике. Никакие, какими бы выразительными ни были, обряды плодородия или сезонные праздники, никакие, какими бы замысловатыми ни были, танцевальные драмы Юго-Восточной Азии не могут сравниться с греческой классической трагедией по неисчерпаемости смысла, экономичности средств и личному авторитету творца. Было высказано обоснованное предположение, что греческая трагедия, в том виде, в каком она дошла до нас, была создана Эсхилом и представляет собой один из тех редких случаев, когда великий гений создал самостоятельную эстетическую форму. Но даже если это не так в строгом смысле, и даже если драма Эсхила происходит из многообразного источника эпической идиомы, народной мифологии, лирической скорби и этико-политического постулата о захватывающих гражданских и личных проблемах, как мы видим это у Солона, такая драма, тем не менее, представляет собой уникальное явление. Ни один другой греческий полис, ни одна другая античная культура не создали ничего, что напоминало бы трагическую драму Аттики V века. Последней удалось воплотить столь специфическое слияние философской и поэтической энергии, что она процветала лишь в течение очень короткого периода, примерно 75 лет или даже меньше.
В этом вопросе книга однозначна. Что я должен был пояснить более ясно, так это то, что в корпусе сохранившихся греческих трагедий очень мало тех, которые проявляют «трагедию» в абсолютной форме, которые придают слову «трагедия» ту строгость и вес, к которым я стремлюсь на протяжении всего своего рассуждения. То, что я определяю как «трагедию» в радикальном смысле, — это драматическое представление или, точнее, драматическое испытание взгляда на реальность, в котором человек рассматривается как нежеланный гость в этом мире. Источники его отчуждения — немецкое Unheimlichkeit передает фактическое значение «вытолкнутый за двери» — могут быть различными. Они могут быть буквальными или метафорическими последствиями «падения человека» или первоначальной кары. Они могут быть связаны с какой-то роковой склонностью к чрезмерности или самоповреждению (self-mutilation), неотделимой от природы человека. В самых крайних случаях отчуждение человека от враждебного ему мира или его роковое вторжение в него можно рассматривать как результат злобности и демонического отрицания в самой структуре вещей (враждебности богов). Но абсолютная трагедия существует только там, где существенная правда придаётся высказыванию Софокла о том, что «лучше никогда не рождаться», или где сумма понимания человеческой судьбы выражена в пятикратном «никогда» Лира."
— George Steiner
"Death of Tragedy"
#книги #culture
Предисловие написанное Джорджем Стайнером к переизданию (1980) его "Death of Tragedy" (1961).
[...]
"Книга начинается с подчеркивания абсолютной уникальности «высокой трагедии», как она исполнялась в Афинах V века. Несмотря на непристойные попытки сравнительной антропологии связать греческую трагедию с более архаичными и распространенными формами ритуальной и миметической практики, факт остаётся фактом: пьесы Эсхила, Софокла и Еврипида уникальны не только по своему масштабу, но и по форме и технике. Никакие, какими бы выразительными ни были, обряды плодородия или сезонные праздники, никакие, какими бы замысловатыми ни были, танцевальные драмы Юго-Восточной Азии не могут сравниться с греческой классической трагедией по неисчерпаемости смысла, экономичности средств и личному авторитету творца. Было высказано обоснованное предположение, что греческая трагедия, в том виде, в каком она дошла до нас, была создана Эсхилом и представляет собой один из тех редких случаев, когда великий гений создал самостоятельную эстетическую форму. Но даже если это не так в строгом смысле, и даже если драма Эсхила происходит из многообразного источника эпической идиомы, народной мифологии, лирической скорби и этико-политического постулата о захватывающих гражданских и личных проблемах, как мы видим это у Солона, такая драма, тем не менее, представляет собой уникальное явление. Ни один другой греческий полис, ни одна другая античная культура не создали ничего, что напоминало бы трагическую драму Аттики V века. Последней удалось воплотить столь специфическое слияние философской и поэтической энергии, что она процветала лишь в течение очень короткого периода, примерно 75 лет или даже меньше.
В этом вопросе книга однозначна. Что я должен был пояснить более ясно, так это то, что в корпусе сохранившихся греческих трагедий очень мало тех, которые проявляют «трагедию» в абсолютной форме, которые придают слову «трагедия» ту строгость и вес, к которым я стремлюсь на протяжении всего своего рассуждения. То, что я определяю как «трагедию» в радикальном смысле, — это драматическое представление или, точнее, драматическое испытание взгляда на реальность, в котором человек рассматривается как нежеланный гость в этом мире. Источники его отчуждения — немецкое Unheimlichkeit передает фактическое значение «вытолкнутый за двери» — могут быть различными. Они могут быть буквальными или метафорическими последствиями «падения человека» или первоначальной кары. Они могут быть связаны с какой-то роковой склонностью к чрезмерности или самоповреждению (self-mutilation), неотделимой от природы человека. В самых крайних случаях отчуждение человека от враждебного ему мира или его роковое вторжение в него можно рассматривать как результат злобности и демонического отрицания в самой структуре вещей (враждебности богов). Но абсолютная трагедия существует только там, где существенная правда придаётся высказыванию Софокла о том, что «лучше никогда не рождаться», или где сумма понимания человеческой судьбы выражена в пятикратном «никогда» Лира."
— George Steiner
"Death of Tragedy"
#книги #culture
Пятикратное "никогда" Короля Лира
"And my poor fool* is hanged! No, no, no life!
Why should a dog, a horse, a rat, have life
And thou no breath at all? Thou'lt come no more,
Never, never, never, never, never!
Pray you, undo this button.
Thank you, sir. Do you see this?
Look on her, look, her lips,
Look there, look there!"
[Dies.]
***
Повешена бедняжка... Нет, нет жизни!
Зачем живут собаки, лошадь, крыса -
В тебе ж дыханья нет? Ты не вернешься!..
Никогда, никогда, никогда! -
Прошу тут расстегнуть... Благодарю.
Вы видите? Взгляните на неё;
Смотрите же... её уста... Смотрите...
Смотрите ж...
(Умирает.)
(Щепкина-Куперник)
***
Мою
Бедняжку удавили! Нет, не дышит!
Коню, собаке, крысе можно жить,
Но не тебе. Тебя навек не стало.
Навек, навек, навек, навек, навек! —
Мне больно. Пуговицу расстегните…
Благодарю вас. Посмотрите, сэр!
Вы видите? На губы посмотрите!
Вы видите? Взгляните на неё!
(Умирает.)
(Пастернак)
-----
* «My poor fool» — помимо того, что это странное ласковое обращение, вероятно, это отсылка к двойной роли актера, который играет Корделию и Шута (эти два персонажа никогда не появляются на сцене вместе, и их роли в жизни Лира схожи).
Art: "Medieval Shakespeare"
#книги
"And my poor fool* is hanged! No, no, no life!
Why should a dog, a horse, a rat, have life
And thou no breath at all? Thou'lt come no more,
Never, never, never, never, never!
Pray you, undo this button.
Thank you, sir. Do you see this?
Look on her, look, her lips,
Look there, look there!"
[Dies.]
***
Повешена бедняжка... Нет, нет жизни!
Зачем живут собаки, лошадь, крыса -
В тебе ж дыханья нет? Ты не вернешься!..
Никогда, никогда, никогда! -
Прошу тут расстегнуть... Благодарю.
Вы видите? Взгляните на неё;
Смотрите же... её уста... Смотрите...
Смотрите ж...
(Умирает.)
(Щепкина-Куперник)
***
Мою
Бедняжку удавили! Нет, не дышит!
Коню, собаке, крысе можно жить,
Но не тебе. Тебя навек не стало.
Навек, навек, навек, навек, навек! —
Мне больно. Пуговицу расстегните…
Благодарю вас. Посмотрите, сэр!
Вы видите? На губы посмотрите!
Вы видите? Взгляните на неё!
(Умирает.)
(Пастернак)
-----
* «My poor fool» — помимо того, что это странное ласковое обращение, вероятно, это отсылка к двойной роли актера, который играет Корделию и Шута (эти два персонажа никогда не появляются на сцене вместе, и их роли в жизни Лира схожи).
Art: "Medieval Shakespeare"
#книги
Unheimlichkeit
Этот термин впервые был использован немецким психиатром Эрнстом Йенчем (Jentsch) в его эссе «О психологии жуткого/необъяснимого (uncanny)» (1906). Йенч описывает невообразимое — по-немецки «unheimlich» (неприветливое/неродное) — как нечто новое и неизвестное, что на первый взгляд часто может восприниматься как негативное.
"С помощью слова unheimlich [«необычный»] немецкий язык, похоже, создал довольно удачное образование. Без сомнения, это слово выражает то, что человек, с которым происходит что-то «необычное», не чувствует себя «как дома» или «удобно» в данной ситуации, что вещь ему чужда или, по крайней мере, кажется чуждой. Короче говоря, это слово подразумевает, что отсутствие ориентации связано с впечатлением необычности (uncanniness) вещи или события."
-----
"Бытие, которым озабочен Dasein, — это «бытие», которое, постоянно находясь под угрозой смерти, в конечном итоге обречено на уничтожение. Dasein постоянно соотносится с бытием, таким образом находясь под угрозой; только с этой точки зрения можно понять все виды поведения и единообразно проводить анализ человеческих существ. Хайдеггер называет структуры человеческого бытия, а именно структуры его «того, что есть», экзистенциалами (existentiell), а их структурную связь — экзистенциальностью. Индивидуальную возможность постичь эти экзистенциалы и, таким образом, существовать в явном смысле Хайдеггер называет экзистенциальной. В этом понятии экзистенциала вновь возникает вопрос о том, как универсальное может быть, вопрос, который не был решён со времен Шеллинга и Кьеркегора, вместе с ответом, уже данным Кьеркегором.
За исключением Ницше, который по крайней мере честно пытался сделать человека истинным «господином бытия» (Herrn des Seins), философия Хайдеггера является первой абсолютно и бескомпромиссно секулярной философией. Человеческие существа определяются как бытие-в-мире, и то, чем в конечном счете занимается это бытие-в-мире, — это не что иное, как поддержание себя в нём. Именно в этом им и отказано; поэтому фундаментальная природа бытия-в-мире — это unheimlichkeit в двойном смысле: бездомность и ужасающесть. В тревоге, которая по сути страх смерти, выражается не-домовость в мире (Nicht-zu-Hause-sein in der Welt). Бытие-в-мире вступает в экзистенциальный «режим» не-домовости (Unzuhause). Это и есть Unheimlichkeit."
— Hannah Arendt
"Das Selbst als Sein und Nichts: 100 Jahre Martin Heidegger" (1989)
Art: Wading | Clara Lieu
#книги #culture
Этот термин впервые был использован немецким психиатром Эрнстом Йенчем (Jentsch) в его эссе «О психологии жуткого/необъяснимого (uncanny)» (1906). Йенч описывает невообразимое — по-немецки «unheimlich» (неприветливое/неродное) — как нечто новое и неизвестное, что на первый взгляд часто может восприниматься как негативное.
"С помощью слова unheimlich [«необычный»] немецкий язык, похоже, создал довольно удачное образование. Без сомнения, это слово выражает то, что человек, с которым происходит что-то «необычное», не чувствует себя «как дома» или «удобно» в данной ситуации, что вещь ему чужда или, по крайней мере, кажется чуждой. Короче говоря, это слово подразумевает, что отсутствие ориентации связано с впечатлением необычности (uncanniness) вещи или события."
-----
"Бытие, которым озабочен Dasein, — это «бытие», которое, постоянно находясь под угрозой смерти, в конечном итоге обречено на уничтожение. Dasein постоянно соотносится с бытием, таким образом находясь под угрозой; только с этой точки зрения можно понять все виды поведения и единообразно проводить анализ человеческих существ. Хайдеггер называет структуры человеческого бытия, а именно структуры его «того, что есть», экзистенциалами (existentiell), а их структурную связь — экзистенциальностью. Индивидуальную возможность постичь эти экзистенциалы и, таким образом, существовать в явном смысле Хайдеггер называет экзистенциальной. В этом понятии экзистенциала вновь возникает вопрос о том, как универсальное может быть, вопрос, который не был решён со времен Шеллинга и Кьеркегора, вместе с ответом, уже данным Кьеркегором.
За исключением Ницше, который по крайней мере честно пытался сделать человека истинным «господином бытия» (Herrn des Seins), философия Хайдеггера является первой абсолютно и бескомпромиссно секулярной философией. Человеческие существа определяются как бытие-в-мире, и то, чем в конечном счете занимается это бытие-в-мире, — это не что иное, как поддержание себя в нём. Именно в этом им и отказано; поэтому фундаментальная природа бытия-в-мире — это unheimlichkeit в двойном смысле: бездомность и ужасающесть. В тревоге, которая по сути страх смерти, выражается не-домовость в мире (Nicht-zu-Hause-sein in der Welt). Бытие-в-мире вступает в экзистенциальный «режим» не-домовости (Unzuhause). Это и есть Unheimlichkeit."
— Hannah Arendt
"Das Selbst als Sein und Nichts: 100 Jahre Martin Heidegger" (1989)
Art: Wading | Clara Lieu
#книги #culture
Unworldly Worldliness
[...]
"В попытке описать и отреагировать на доминирующий дух современности, быстро сталкиваешься с ошеломляющим и, казалось бы, неразрешимым парадоксом: эпоха, которая определила себя самой интенсивностью своей «мирской» (this worldly) ориентации, в то же время преследуется (как призраком, haunted) всё растущим чувством утраты мира, Unheimlichkeit современной реальности.
С одной стороны, современный отход от трансцендентных созерцательных и религиозных идеалов и ценностей античности и Средневековья проявляется в глубоко новом, активном и действительно конструктивном подходе к миру. Современная наука основана на объективной позиции, которая демистифицирует космос и позволяет технологически овладеть природой, что улучшило жизнь человека бесчисленным количеством способов. Современная концепция "Я" (self) основана на новой концепции автономии и достоинства индивидуума, а современная политическая теория исходит из представления о том, что общество является артефактом, созданным для обслуживания интересов тех самых индивидуумов, которые составляют body politic. Нас беспокоит навязчивое подозрение, что жизнь в этом мире, который мы переделали для себя, каким-то образом пуста, является искусственным сооружением, лишенным глубины и прочности, лишь поверхностным порядком, который грозит раствориться в бессмысленности. Технический прогресс, ставший возможным благодаря современной науке, принёс с собой атомную бомбу, глобальное потепление и кислотные дожди. Власть над природой привела к силе уничтожать природу. Современный мир стал свидетелем беспрецедентного роста индивидуальной свободы, и всё же автономия личности слишком часто уступает место аномии личности. Утрата общности двигается вместе с неудачными экспериментами в области социальной инженерии, а призрак тоталитаризма преследует современную мечту о социальном и политическом освобождении."
— Elizabeth Brient
"Hans Blumenberg and Hannah Arendt on the "Unworldly Worldliness" of the Modern Age"
Art: Wading | Clara Lieu
#culture
[...]
"В попытке описать и отреагировать на доминирующий дух современности, быстро сталкиваешься с ошеломляющим и, казалось бы, неразрешимым парадоксом: эпоха, которая определила себя самой интенсивностью своей «мирской» (this worldly) ориентации, в то же время преследуется (как призраком, haunted) всё растущим чувством утраты мира, Unheimlichkeit современной реальности.
С одной стороны, современный отход от трансцендентных созерцательных и религиозных идеалов и ценностей античности и Средневековья проявляется в глубоко новом, активном и действительно конструктивном подходе к миру. Современная наука основана на объективной позиции, которая демистифицирует космос и позволяет технологически овладеть природой, что улучшило жизнь человека бесчисленным количеством способов. Современная концепция "Я" (self) основана на новой концепции автономии и достоинства индивидуума, а современная политическая теория исходит из представления о том, что общество является артефактом, созданным для обслуживания интересов тех самых индивидуумов, которые составляют body politic. Нас беспокоит навязчивое подозрение, что жизнь в этом мире, который мы переделали для себя, каким-то образом пуста, является искусственным сооружением, лишенным глубины и прочности, лишь поверхностным порядком, который грозит раствориться в бессмысленности. Технический прогресс, ставший возможным благодаря современной науке, принёс с собой атомную бомбу, глобальное потепление и кислотные дожди. Власть над природой привела к силе уничтожать природу. Современный мир стал свидетелем беспрецедентного роста индивидуальной свободы, и всё же автономия личности слишком часто уступает место аномии личности. Утрата общности двигается вместе с неудачными экспериментами в области социальной инженерии, а призрак тоталитаризма преследует современную мечту о социальном и политическом освобождении."
— Elizabeth Brient
"Hans Blumenberg and Hannah Arendt on the "Unworldly Worldliness" of the Modern Age"
Art: Wading | Clara Lieu
#culture
