Как далеко в бездну глубинного времени (deep time) прошлого можно заглянуть прежде чем сработает аварийный предохранитель вытеснения и абстрагирования? Большой Взрыв, образование Солнечной системы, рождение планеты Земля, Пангея или Кембрийский Взрыв. Для осознания таких темпоральных горизонтов требуется недюжинный интеллект, образование и умственное усилие. Но всё равно, это слишком глобально, слишком масштабно и едва вообразимо. Давайте подумаем о человечестве. 150 000 лет назад, когда Homo sapiens сформировались морфологически, 50 000 лет назад, когда мы стали действительно sapiens, 10 000 лет назад, когда мы начали осваивать оседлую жизнь и появились зачатки цивилизаций. Это много или мало, далеко или близко? Старейшая из мегалитических структур – Гебёкли Тепе – стоит 10-12 000 лет, самая известная – Великая Пирамида Хуфу – меньше 5 000. Наш индивидуальный горизонт – максимум, столетие. Мы продолжаем себя в будущее суррогатами: семьёй, нацией, наукой, школой мысли, искусством, религией. Они дают нам возможность быть частью чего-то большего, чувство смысла, принадлежности, причастности. Это утешение нашей недолговечности.
Ненадолго приглушив страх небытия, как далеко можно заглянуть в будущее, в котором не будет нас? Где не останется следа от тех людей, чьи синапсы хранили воспоминания о нас. Где не будет языков, на которых мы говорили, и городов, которые мы знали. Языки рождаются, меняются, исчезают. Современные англоговорящие земляне с трудом воспримут Мильтона или Бэкона, не говоря уже про легенду о Беовульфе. А это всего-то несколько веков; ну ладно, в случае Беовульфа – тысячелетие. Брошенные города превращаются в руины за какие-то десятки лет. Природа и атмосферные явления терпеливо и неумолимо заметут наши следы. Род людской приходит и уходит, а Земля пребывает вовеки.
Как спрятать то, что не должно быть найдено? Занесенные песками времени города прошлого раскопаны, запечатанные гробницы разграблены, от зон отчуждения и закрытых объектов любопытствующих приходится отгонять вооруженной охраной с собаками. Если бы Атлантида существовала – мы бы её обязательно нашли. Людям невозможно запретить ковыряться в прошлом в поисках знаний, сокровищ и тайн. Мы пользуемся наработками кумулятивной культуры, плодами трудов предыдущих поколений, результатами миллионов лет эволюции, и миллиардов лет геологических процессов. Однодневки парящие между бездной прошлого и пропастью будущего.
Трудно сказать, какими будут те, кто унаследует Землю после нас. Будут ли люди будущего высокотехнологичной цивилизацией обуздавшей свою животную натуру, избежавшей экзистенциальных рисков Антропоцена, осваивающей бескрайние просторы космоса. Или это будет постапокалиптическая дистопия несчастных существ живущих на обломках прежнего мира разрушенного непрекращающимися войнами и природными катаклизмами. Нам остается только спекулировать сюжетами научной фантастики. Изменившийся климат и последствия голоценового вымирания, которое происходит непосредственно сейчас – это данность, с которой им придется иметь дело. Однако, на нас ещё есть моральная ответственность за самое долгоиграющее и чуть ли не самое смертоносное наследие, которое переживёт всё, что мы знаем. Мы обязаны предупредить тех, кто будет жить в другом мире и говорить на других языках, чтобы прошлое не лишило их будущего.
Смертоносное наследство
Куда деть радиоактивные отходы? Производство ядерной энергии, от добычи и обогащения урана до эксплуатации реакторов и переработки отработанного топлива – это многие тонны радиоактивных отходов, период полураспада которых – сотни и тысячи лет. Период полураспада изотопов йода-123 составляет 15 часов. Период полураспада изотопов цезия-137 составляет 30 лет. Изотопы урана можно проследить чуть ли не до времён образования Земли: Уран 238 – 4.5 миллиарда, уран-235 – почти 704 миллиона, уран-234 – 250 тысяч лет. Когда речь идет о ядерной промышленности, важность различных временных шкал трудно осознать. Концепция “глубокого времени” (deep time), или геологического времени, введенная геологом Джеймсом Хаттоном в 18 веке, служит полезной основой для размышлений о дискурсе вокруг ядерных технологий и “более чем человеческой” темпоральности (more-than-human temporality) простирающейся за доступные нам горизонты прогнозирования.
За 80 с лишним лет существования ядерной энергетики, в течение которых было построено более 450 коммерческих реакторов, множество экспериментальных станций и десятки тысяч ядерных боеголовок, накопились огромные запасы отходов различного уровня активности. Куда их спрятать на долгосрочное хранение, подальше от нерадивых, любопытных и злонамеренных? Было рассмотрено множество идей, что делать с радиоактивными отходами, но большинство из них было отвергнуто как непрактичные, слишком дорогие или экологически неприемлемые. Среди них – запуск в космос, изоляция в синтетических породах, захоронение в ледяных щитах, сброс на самые изолированные острова мира и опускание на дно самых глубоких океанических впадин.
После десятилетий гражданской ядерной энергетики и миллиардов долларов, потраченных на исследование различных геологических объектов и способов наилучшего удаления отходов, проблемы носят как технический, так и политический характер, а правительства и промышленность сходятся во мнении, что глубокое захоронение является наилучшим решением – по крайней мере, на данный момент.
Первый проект масштабного хранилища был полным фиаско. В 1987 году правительство США начало постройку репозитория в горе Юкка (Yukka Mountain) в Неваде. Это должно было быть глубокое геологическое хранилище для постоянной герметизации и хранения всех ядерных отходов страны. Строительство началось в 1990-х, и проект должен был открыться и начать принимать отходы в 2017 году. Однако местное население, особенно западные шошоны и паюты, для которых это родные земли, возмутились – какого черта хранить ядерные отходы в штате, где нет ядерных реакторов? Миллиарды долларов затраченные на постройку остались в земле, а проект хранилища в горе Юкка был заморожен на неопределенный срок с 2011 года.
Пока продолжалась канитель с хранилищем в Yukka Mountain, Министерство энергетики запускало экспериментальную установку по изоляции отходов, или Waste Isolation Pilot Plant (WIPP), примерно в 30 милях от Карлсбада, штат Нью-Мексико. Её строительство было разрешено в 1979 году, но первую партию отходов она приняла только в 1999 году. Кстати, в марте 1999 произошла авария на АЭС “Three-Мile-Island” в Пенсильвании, про которую вы, скорее всего, не слышали. Тогда радиоактивные сточные воды из реактора попали в реку Саскуэханна. По семибалльной Международной шкале ядерных событий она оценивается как уровень 5 – авария с более широкими последствиями. Для сравнения, Чернобыль и Фукусима – это семь.
На сегодняшний день Waste Isolation Pilot Plant (WIPP) – это единственное в США постоянное подземное хранилище ядерных отходов. Там складируют не только радиоактивные побочные продукты производства ядерного оружия и атомных электростанций, но и повседневные остатки промышленности, такие как перчатки, каски и загрязненную радиоактивными материалами почву. С тех пор низкоуровневые отходы с почти двух десятков ядерных реакторов по всей Америке свозят туда и прячут на глубине 600 метров под поверхностью земли.
Куда лучше обстоят дела с финским проектом Онкало, который расположен в вечнозеленом лесу на Олкилуото, малонаселенном острове у западного побережья Финляндии. За дверью, похожей на огромные гаражные ворота, в толщу горных пород спускается длинный туннель, от которого будут расходиться еще 137 тоннелей. Когда установка будет запущена, а это планируется уже в 2023 году, отработанное топливо упакуют в 25-тонные канистры из чугуна, обернутые чистой медью. Канистры будут храниться в специально вырезанных камерах, запечатанных бентонитовой глиной (активный ингредиент наполнителя для кошачьего туалета), которая разбухает при контакте с водой.
Гнейс – порода, в которой выкопано хранилище, геологически стабилен и не пропускает воду. Грунтовые воды, залегающие глубоко под поверхностью, имеют низкое содержание кислорода, что делает их менее коррозийными. А поскольку медь, в которую обернуты канистры – одно из самых стабильных веществ на Земле, геологи говорят, что потребуются миллионы лет, чтобы грунтовые воды проели канистры. К тому времени радиоактивные изотопы, находящиеся в них, разрушатся до такой формы, которая уже не будет представлять угрозы для окружающей среды.
Ядерная семиотика
В Японии “камни цунами” веками служили напоминанием о том, что рядом с ними нельзя селиться ввиду опасности приливных волн. “Высокие жилища – это мир и гармония наших потомков”, – гласит надпись на одном. “Помните о бедствиях великих цунами. Не стройте дома ниже этой точки”. Некоторые камни цунами были установлены здесь более 600 лет назад, чтобы предостеречь всех, кто на них наткнется, от строительства домов за их пределами. Другие стоят сравнительно недавно, как, например, вышеупомянутый камень, который был установлен в 1933 году. Построенные таблички после нескольких крупных цунами используют на протяжении веков несколько различных методов передачи своего послания. Одни перечисляют количество погибших, другие просто призывают всех, кто их видит, бросить все и подняться повыше после землетрясения.
В 2011 году, когда землетрясение в Тохоку вызвало цунами, деревни, расположенные выше камней, остались целы, а строения ниже – включая атомную электростанцию “Фукусима Даичи” – получили катастрофические повреждения. Кто прислушался к предупреждению предков – тот уцелел.
Но в случае радиоактивных отходов проблема куда масштабнее – необходимо заглянуть в будущее не на века, а на тысячелетия вперёд, когда привычные нам символы не будут нести прежнего смысла. Что нужно нарисовать на условных бочках с отработанным ядерным топливом? Карл Саган предлагал самое очевидное – череп.
Нам нужен символ, который будет понятен не только самым образованным и научно грамотным представителям населения, но и любому, кто может наткнуться на это хранилище. Есть один такой символ… используемый на перемычках жилищ каннибалов, флагах пиратов, эмблемах дивизий СС и банд мотоциклистов: это череп и скрещенные кости.
Если не удастся придумать более мощный и более прямой символ, я думаю, что единственная причина отказа от использования черепа и скрещенных костей заключается в том, что мы считаем, что текущие политические издержки от прямого разговора о смертоносных радиоактивных отходах стоят больше, чем благополучие будущих поколений.
Частым элементом иконографии распятия Христа является вкопанный у основания креста череп, который считается головой Адама. Да и Голгофа – локация, на которой,согласно популярной легенде, люди убили сына бога – на арамейском означает “череп”. Или пиратский Весёлый Роджер, или крылатый череп “Ангелов Ада”. Какой тут должен быть месседж для непосвященных?
Ладно, череп не годится. Возможно тогда подойдёт атомный трилистник (trefoil) международный символ радиации, созданный в 1946 году? Но откуда о его смысле узнают бедные люди из стран третьего мира, которые обитают в трущобах и живут одним днём? По идее, его дизайн должен был “представлять активность атома”, но что, если адресат не слыхал об атомах или радиации? Тоже мимо кассы.
В 1980х была предпринята коллективная попытка разработать многогранную систему предупреждения наших потомков об опасности радиоактивных захоронений – так появилась междисциплинарная сфера исследований – ядерная семиотика.
Можно выделить три этапа (попытки) осмысления и концептуализации сообщений, которые выдержат проверку временем. Сначала в 1980 году частная компания Bechtel group, в ведении которой находится несколько ядерных объектов в США, заказала создание рабочей группы, которая должна была исследовать долгосрочные решения по маркировке мест хранения ядерных отходов после закрытия (Human Interference Task Force 1984). Потом в 1993 году Сандийская национальная лаборатория в Альбукерке, Нью-Мексико, и Ливерморе, Калифорния, составила почти 350-страничный отчет под названием “Экспертное заключение о маркерах для предотвращения непреднамеренного проникновения человека на Пилотную установку по изоляции отходов” для WIPP в Нью-Мексико. И, наконец, в 2004 году Министерство энергетики США подготовило План внедрения постоянных маркеров для Пилотной установки по изоляции отходов (Waste Isolation Pilot Plant 2004), в котором основное внимание уделяется предупреждающим знакам на разных языках.
В 1991 году Министерство Энергетики поручило двум группам экспертов разработать систему маркировки для WIPP, которая сообщила бы о его опасности для людей на многие тысячелетия вперед. Группы состояли из ученых, исследователей и профессионалов из самых разных областей. Стратегия заключалась в том, чтобы вывалить на потомков целый ворох коммуникативных практик в надежде, что хоть что-то да сработает. “Бросай в стену и надейся, что прилипнет”.
Обе группы признали, что главная трудность заключается в неизбежной культурной специфике символов и “разрушении/разложении смыслов” (meaning decay). Команда А предложила архетипическое решение – максимально непривлекательное произведение архитектуры, которое будет апеллировать к аффективным способностям будущих людей. Команда Б предложила повествовательное решение – серию пиктограмм или комиксов, которые бы апеллировали к их когнитивным способностям.
Команда А руководствовалась тем, что, хотя человеческие символы могут быть культурно специфичными, физиология человека останется в значительной степени неизменной на протяжении соответствующих тысячелетий. Как сказал критик окружающей среды и теоретик культуры Питер К. ван Вик, “определенные физические формы обладают способностью передавать экстралингвистический, стабильный панкультурный смысл”. Поэтому они рассудили, что вызывать дурное предчувствие или отвращение будет наилучшей защитой от вторжения человека.
Команда Б предложила нарративное решение, пиктограммы, которые контекстуализируют символ:
Подобные послания должны были занять видное место – наряду с лингвистическими скриптами, сложными научными диаграммами и картами ядерных объектов – на отдельно стоящих монолитах, которые окружали бы массивное земляное сооружение в форме символа. В конце концов, человек – это животное, использующее символы.
Команда Б была более оптимистична, чем команда А, в том, что символы могут передаваться во времени. Планы обеих команд предусматривают создание гигантского монумента, окруженного земляными валами, гранитными маркерами и информацией на многих языках. Но если команда Б хотела привлечь посетителей к центру памятника, чтобы можно было передавать сложные сообщения, то команда А хотела отсечь посетителей на полпути, заманивая их лишь настолько, чтобы они были достаточно затронуты отталкивающей убогостью памятника.
Архитектурная концепция команды А была продиктована внимательным чтением Джозефа Кэмпбелла на тему архетипов. “Многие утверждают, – писала команда, – что истоки наших сильных чувств и смыслов в [священных местах и памятниках] происходят от их резонанса с чем-то уже внутри нас, как шаблоны в сознании”. Например, вертикальные каменные маркеры-обелиски – имеют тенденцию отмечать людей и почетные места: вертикальные камни соединяют нас, тех, кто на земле, с идеалом, который наверху (как, согласно, теории метафор Джорджа Лакоффа, божественное и трансцендентное многими культурами ощущается как что-то в занебесных высях над нами). Соответственно, если мы извратим архетипическую форму, то она должна вызывать обратный эффект.
Концепция архитектора Майкла Брилла, известная как “враждебная архитектура” (hostile architecture) приняла форму лэнд-арта. В своей книге “New Dark Age: Technology and the End of the Future” Джеймс Бридл описывает эти “инсталляции” как “настолько ужасные по форме, что другие формы жизни в будущем будут распознавать их расположение как зло”. Самый известный из вариантов – “Ландшафт терний” (Landscape of thorns) или “Поле шипов” (Spike field) – гигантские гранитные шипы торчащие из земли. Другие предложения команды Брилла касались материалов, использованных для создания объектов – например, негостеприимная поверхность кальцитового камня (“Щебневый ландшафт”) (Rubble landscape) или гранитные плиты, раскаленные от поглощения солнца, отталкивающие любое живое существо (“Черная дыра”) (Black Hole).
“План реализации” 2004 года для постоянных маркеров на WIPP был назван Министерством энергетики компромиссом, но его трудно расценить иначе, чем решительную победу команды Б. Окончательный проект маркеров, которые должны быть построены и запечатаны в 2040-х годах, представляет собой 16-мильный периметр, усеянный гранитными столбами высотой 32 фута. На них будут выгравированы письменные предупреждения и образ испуганного крикуна с картины Мунка. Все более подробная информация об объекте будет направлять посетителей к центру памятника, где будет возвышаться огромная земляная насыпь, внутри которой посетители найдут информационную комнату, украшенную ещё большим количеством гравюр с изображением “Крика”.
Atomic Priesthood
“Атомное жречество” было придумано лингвистом Томасом Себоком в 1981 году, когда Себеок работал в эклектичной команде мыслителей, собранной Министерством энергетики США и корпорацией Bechtel. Задача группы была та же, что и у конференции “Строительство памяти” – рассмотреть новые способы передачи информации об опасности ядерных отходов по крайней мере на 10 000 лет вперед.
В начале своего отчета Себеок описал свою общую цель как разработку “семиотического анализа проблемы, рассматривая ее с точки зрения науки или теории сообщений и символов”. Это позволило бы ему разработать “ретрансляционную систему перекодирования сообщений, которая содержала бы смесь иконических, индексальных и символических элементов, чтобы обеспечить высокую степень избыточности”). Понятие избыточности, принятое Себеоком, пришло из теории коммуникации Шэннона и Уивера, обозначая особенности сообщения, которые уменьшают вероятность того, что оно будет неправильно истолковано, и в то же время подчеркивают его смысл.
Вопрос о том, как система ретрансляции будет передаваться последующим поколениям для обновления (перекодирования), привел Себеока к самой спорной рекомендации, а именно к формированию “атомного священства/жречества” (atomic priesthood):
Чтобы быть эффективными, предназначенные сообщения должны быть перекодированы, и перекодированы снова и снова, через относительно короткие промежутки времени. По этой причине настоятельно рекомендуется “ретрансляционная система” коммуникации, со встроенным механизмом принуждения, для драматического акцента здесь названная “атомным священством”, т.е. комиссия, относительно независимая от будущих политических течений, использующая любые средства принуждения и убеждения, имеющиеся в ее распоряжении, включая фольклорные.
Затем он уточнил, что эта комиссия должна состоять из “знающих физиков, экспертов по лучевой болезни, антропологов, лингвистов, психологов, семиотиков и любых других специалистов, которые могут потребоваться сейчас и в будущем”. Членство в этом священстве будет со временем самоизбирательным”, и на нее будет возложена “дополнительная ответственность за то, чтобы к нашему приказу, воплощенному в кумулятивной последовательности метасообщений, прислушались – если не по юридическим, то по моральным причинам, возможно, с завуалированной угрозой, что игнорирование наставлений будет равносильно навлечению на свою голову какого-то сверхъестественного возмездия”.
Ссылаясь на ящик Пандоры и силу мифа для передачи предупреждений, он предлагает религиозную мифологию, то, что может выйти за рамки культуры и географического положения и создать прочную народную память. Ежегодные ритуалы могли бы создать суеверия, чтобы предостеречь людей от мест захоронения отходов. Себеок признается, что один из недостатков этого плана заключается в том, что ничего подобного никогда не пытались сделать. Самый близкий прецедент, который смогли найти фольклористы, – это неэффективные проклятия фараонов.
Решение Себеока о создании Атомного Жречества имеет несколько очевидных преимуществ: оно не полагается исключительно на письменную коммуникацию, устные традиции и церемонии могут пережить огромные промежутки времени, и оно смоделировано на основе структуры руководства Римско-католической церкви, института, который уже пережил два тысячелетия. Священство могло бы диктовать, какие территории запрещены, и помогать устанавливать нормы поведения при обращении с ядерными отходами.
Это новая идея, но она не лишена недостатков. Искусственное создание элитной касты (а именно такой по определению является каста священников) и наделение ее такой большой властью может иметь печальные последствия. Существует также проблема неполного служебного соответствия, или даже злоупотребления полномочиями кастой священников. Это большая ответственность, которую можно возложить на очень небольшое количество людей. Что, если вместо того, чтобы ограничиться духовным и ядерным руководством, они станут жадными до мирских благ и начнут накапливать материальные ценности и политическую власть? То есть вести себя как любые представители организованной религии.
Уверовать и забыть
Один из способов избежать эгоистической инструментализации Атомного Жречества – это заставить Священство действительно поверить в собственную ложь и мифы. Присущее идее намеренного создания обманчивой религиозной элиты высокомерие здесь ниспровергается с помощью монастырских орденов, которые защищают тайну искренней верой. Айзек Азимов отвечает на вопрос о целесообразности этой уловки отрицательно: внутренний круг должен быть носителем тайны, иначе она канет в Лету.
Возможные последствия этой утраты обыгрываются в романе Уолтера М. Миллера-младшего “Гимн Лейбовицу” (1959) (A Canticle for Leibowitz). В этой эпохальной классике научной фантастики Альбертианский орден Лейбовица, католический орден монахов, становится единственным хранителем научных знаний в диком мире антипросвещения. После ядерной войны, названной последующими поколениями “Великим потопом”, остатки человечества презирают все научные знания и с религиозным рвением уничтожают все научно-технические достижения и связанных с ними людей. Один техник-ядерщик, по имени Исаак Эдвард Лейбовиц, выжил в подполье в первые годы буйства, известного как “Упрощение”, и впоследствии пытался увековечить как можно больше научных знаний. Для этого он основал католический орден, целью которого было сохранение и копирование книг и трудов, относящихся к научному прогрессу человечества. Сюжет разворачивается примерно через 600 лет после “Великого потопа”, когда орден Лейбовица все еще озабочен копированием ветшающих книг и манускриптов, хотя смысл этих трудов давно забыт.
“Гимн Лейбовицу” очень хорошо иллюстрирует камни преткновения религиозной инженерии: Брат Фрэнсис, который в первой книге (под названием Fiat Homo) обнаруживает “убежище для выживания при выпадении радиоактивных осадков”, мучается тем, что может таить в себе убежище, например, страшное “выпадение радиоактивных осадков”. Его интерпретация, вполне разумна, так как убежище может быть правильно понято как “убежище для” (shelter of), а не как “убежище от” (shelter from). Проблема, с которой сталкивается Фрэнсис, пытаясь расшифровать знак FALLOUT SURVIVAL SHELTER, основана на нарушении цепочки обозначающих (signifiers), что оставляет Фрэнсису понимание отдельных слов, но приводит к грубому неверному толкованию первоначального содержания знака. Он читает знак как относящийся к его собственному контексту, в то время как первоначальный смысл был погребен под грузом времени. Спустя 600 лет первозданное послание разума и науки было оттеснено неизвестностью и суеверием. Этот аспект глубоко проникает в понятие религиозной инженерии, лежащей в основе сюжета. В отличие от основания “Церкви науки” в “Foundations” Азимова, в котором используется преднамеренный инструмент обмана, альбертианский орден Лейбовица довольно скоро покупается на свои собственные легенды.
Лучевые коты
Среди команды инженеров, антропологов, физиков-ядерщиков и специалистов по поведению, были философы Франсуаза Бастид и Паоло Фаббри. Они предложили самый милый вариант, основанный на двух принципах:
Во-первых: создать генетически модифицированную кошку, которая меняла бы цвет в присутствии радиации.
Во-вторых: пронизать мировой котофольклор важым мотивом – если ваша киска изменит цвет, то пора сматывать удочки.
Подумайте, ведь тут есть здравое зерно. У людей долгая история любви к кошкам, и заражения токсоплазмой. Вспомните Египет, подумайте о том, что в цивилизации Инда были найдены 4000-летние кирпичи с отпечатками кошачьих лап. Существа поверившие в шестикрылых ангелов и шестируких богинь разрушения, прислушаются и к устному фольклору о светящихся котах приносящих беду и пиздец (конкуренция пятиногому псу Пелевина).
Кстати, берлинская группа EmperorX даже написала об этом песню “Don’t change colour, kitty”
Don’t change color, kitty.Keep your color, kitty.
Stay that pretty gray.
Don’t change color, kitty.
Keep your color, kitty.
Keep sickness away.
Don’t change color, kitty.
Keep your color, kitty.
Please, ’cause if you do,
or glow your luminescent eyes
we’re all gonna have to move.
Забить и забыть
А вот с финским проектом Онкало всё совсем иначе. Вместо того, чтобы обозначать место строительства сложными сооружениями, финны действуют гораздо проще – примерно к 2120 году они собираются замуровать хранилище, не оставляя никаких обозначений, и надеятся, что никто не будет там копаться. Финны ставят на крайности: либо будущие люди будут достаточно умны, чтобы понять, что такое радиоактивность или как может выглядеть место хранения ядерных отходов. А если в результате краха цивилизации будущие поколения потеряют знания о радиоактивности и не будут знать об опасности ядерных отходов, то у выживших будут куда более насущные проблемы.
Когда всё пошло не так
Современная геология может дать твердые прогнозы, потому что десять тысячелетий – это мало для временной шкалы серьезных изменений в засушливых регионах, таких как Нью-Мексико. В отличие от этого, мириады общественных изменений могут повлиять на опасность, как хорошо известно читателям научной фантастики.
В Sandia National Laboratory разработали три основные сюжетные линии для жизни вокруг Пилотного проекта, основанные на роли технологии. Они описаны в книге астрофизика и фантаста Грегори Бенфорда “Deep Time” – он участвовал в брэйншторминге. Рассматриваются варианты постоянного роста технологий (сценарий “Крот-шахтёр”), роста и падение цивилизации (сценарий “Seesaw”) или измененного политического контроля над технологиями (сценарий “Свободное государство Чиуауа”). Звучат они, безусловно, как научная фантастика, но как ещё заглянуть в будущее?
Автономный ИИ крот
Представьте себе эволюцию горной разведки. Мы пробурили глубокую скважину и запустили туда управляемый искусственным интеллектом трактор-копатель. Крот пробуривается сквозь породу, питаясь от внешнего источника энергии (пуповина кабеля, как в Евангелионе) или вообще автономно. Скорость здесь не критична, он работает день и ночь. Крот берет пробы пластов, прощупывает каким-нибудь похожим на эхолот акустическим прибором породу и движется по самокорректирующемуся пути, чтобы оптимизировать свои шансы найти нужный ресурс. Связь с операторами на поверхности может осуществляться (если без провода) с помощью сейсмологических датчиков – всплески акустических импульсов точной конструкции, которые сообщат слушателям на поверхности о том, что нашел крот. В какой-то момент это может оказаться содержимое хранилища. Ваш крот попал не туда, упс.
Взлёт и падение или Качели (Seesaw scenario)
Сценариев упадка и коллапса нашей цивилизации уйма: голод, болезни, демографический взрыв, ядерная война, запасы оставшегося ископаемого топлива, глобальное потепление, истощение озонового слоя. Социальные институты рушатся словно карточный домик, мировое сообщество дробится и откатывается в технологическую сраку былых лет. Всё мрачно и антиутопично.
Спустя столетия, общество в каких-то своих формах начинает восстанавливаться в районах пригодных для сельского хозяйства и оседлой жизни. Прихоти погоды, ласковое солнышко и регулярные осадки превращают в Новое Междуречье территорию, которая раньше была юго-восточной частью Нью-Мексико. Земледелие в полный рост, демография прёт, знания копятся, перспективка виднеется.
По врожденной привычке люди снова стали прощупывать земную кору в поисках ресурсов. Политическая нестабильность в регионе во время смутно сохранившегося в памяти Позднего нефтяного века не дала опустошить скрытые в земле запасы. Поиск лучших источников энергии для ирригационных систем возрожденной цивилизации приводит к открытию нефти как источника энергии.
В старых текстах обнаруживается, что на территории Техаса проводилось много нефтяных буровых работ. Поскольку было известно, что вся нефть была вывезена из этого региона, исследователи направились на запад, в Нью-Мексико. Весной 5623 года н.э. команда искателей нефти натыкается на останки внушительного артефакта в юго-восточной части Нью-Мексико. “За лопаты, ребята!”
Свободное государство Чиуауа
На дворе 2583 год, сразу после столетия политических потрясений на бывшем американском Юго-Западе. После бесконечных разборок, вызванных региональными тёрками и неравенством в политическом представительстве, Соединенные Штаты распались на множество небольших национальных государств. Аналогичные процессы повлияли на стабильность Мексики, традиционно страдающей от напряженности между относительно богатым Севером и централизованным политическим контролем Юга. Северные провинции страны образовали Свободное государство Чиуауа.
Политическая неопределенность в Свободном государстве приводит к масштабному исходу проклятых гринго-англосаксов, а также многих давно укоренившихся испаноязычных семей, с бывших территорий США. Их сопровождают войска лояльные той или иной новой стране, которые проводят политику выжженной земли, уничтожая большую часть технологической инфраструктуры, особенно объекты потенциальной военной ценности расположенные на северной стороне бывшей границы между США и Мексикой.
В свободном государстве, совершенно предсказуемо, полная жопа. Дефицит иностранной валюты и кредитный рейтинг ниже плинтуса. Поскольку оно ограничено в доступных природных ресурсах, его жители превращаются в общество мусорщиков, восстанавливая, ремонтируя и повторно используя все доступные технические артефакты, оставшиеся с прежних времен.
Во время раскопок на месте бывшей лаборатории Сандия “ресурсные археологи” Свободного государства обнаруживают упоминания о древнем месте Пилотного проекта, включая фотографии бочек с отходами, наполненных брошенными инструментами, кабелями и одеждой. Они находят фрагментарные карты с указанием места, но никаких упоминаний о радиоактивности. В любом случае, знания общества о радиации ограничены из-за развития неядерных источников энергии в двадцать первом веке – эпоха экологии уже давно прошла.
Археологи ресурсной службы Свободного государства находят то самое место и остатки маркеров, которые указывают местоположение объекта, но не передают однозначного сообщения об опасности. За большой толстой железной дверью явно спрятано что-то ценное, не так ли? Надо либо взорвать, либо прокопать. По дороге ещё можно зацепить водоносный слой, чтобы грунтовые воды попали в хранилище. Все на выход, конечная остановка.
Задолго после нас
Элвин М. Вайнберг, один из отцов ядерной энергетики в США и один из тех, кому приписывают введение термина “атомное жречества”, в своей статье “Социальные институты и ядерная энергия” описал отношения между обществом и ядерной энергией как “фаустовскую сделку”.
Alvin M. Weinberg
Мы, атомщики, заключили с обществом фаустовскую сделку. С одной стороны, мы предлагаем – в каталитической ядерной горелке – неисчерпаемый источник энергии. Даже в коротком диапазоне, когда мы используем обычные реакторы, мы предлагаем энергию, которая дешевле, чем энергия из ископаемого топлива…. Но цена, которую мы требуем от общества за этот волшебный источник энергии – это бдительность и долговечность наших социальных институтов, к которым мы совершенно не привыкли”.
Social Institutions and Nuclear Energy
Это поднимает вопрос этического горизонта. Существует ли некое будущее время, после которого беспокоиться бессмысленно?
Физик Хэл Льюис заметил:
“Ни один закон природы не утверждает, что будущее менее значимо, чем настоящее, но люди на протяжении многих веков вели себя, как будто это так. Выживание, является самым важным долгом перед нашими потомками, поскольку без него они не будут существовать. Претенциозно полагать, что они разделят наше представление о ценностях или что мы можем предсказать их потребности”.
