На протяжении столетий философы теоретизировали по поводу вопроса “разум-тело”, обсуждая взаимосвязь между физической материей мозга и сознательной умственной деятельностью, которую он каким-то образом создает. Даже с учетом достижений в области нейронауки и методов визуализации мозга, многие аспекты этой фундаментальной взаимосвязи упрямо остаются загадочными. Не зря в 1995 году когнитивист Дэвид Чалмерс ввел термин “трудная проблема сознания” для описания вопроса, как именно наш мозг создает субъективный сознательный опыт. Некоторые философы продолжают настаивать на том, что разум по своей природе отличен от материи. Однако достижения в понимании того, как функционирует мозг, подрывают эти идеи дуализма.
Анил Сет, профессор когнитивной и вычислительной нейронауки в Университете Сассекса, находится на передовой этих исследований. Его выступление на TED о сознании было просмотрено более 11 миллионов раз. В своей новой книге “Быть собой” (Being You) он предлагает идею человеческого разума как “высокоразвитой машины предсказания” (highly evolved prediction machine), укорененной в теле и “постоянно галлюцинирующей мир и себя” (constantly hallucinating the world and the self) для создания реальности.
Одна из вещей, которая мне понравилась в вашем подходе в книге, это то, что многие явления, которые вы исследуете, возникают из вашего опыта. Например, ощущение возвращения в сознание после анестезии или то, как ваша мать, переживая бред, перестала узнавать себя. Считаете ли вы, что всегда важно помнить о реальном мире?
Причина моего интереса к сознанию — сугубо личная. Я хочу понять себя и, как следствие, других. Но я также очень заинтересован, например, в разработке статистических моделей и математических методов для описания таких вещей, как эмерджентность [поведение разума как целого, которое превышает возможности отдельных его частей], и в этом нет никакого личного компонента.
У неврологических пациентов часто можно увидеть, как сознание построено на процессах, которые в обычной жизни мы никогда не наблюдаем.
Вы создали свою команду в Сассексе как междисциплинарную группу, в которую входят чистые математики, психологи и компьютерщики, а также когнитивные неврологи. Почему так?
Я настороженно относился к академическим кругам, потому что мой ранний опыт образования был связан с постепенной специализацией. Я до сих пор помню, как в 15 лет мне пришлось выбирать между гуманитарными и естественными науками, и это казалось безумием. Меня беспокоило, что академическая научная карьера будет заключаться в изучении огромного количества вещей, которые никого не волнуют. Я испытал огромное облегчение, когда оказалось, что это не так. Мы стараемся держать в голове вопрос, а затем использовать различные инструменты для ответа на него, не заботясь о том, к какой дисциплине они относятся.
Какой вопрос вы все время держите в уме?
В самом широком смысле это вопрос о том, как разработать удовлетворительное научное объяснение сознательного опыта.
Предположительно, проблема “разум-тело” никогда не будет полностью решена?
Нет, но я бы хотел добиться прогресса. Это скучный ответ — продолжать заниматься строгой наукой, а не предлагать какое-то “эврика!”-решение “трудной проблемы” [вопрос о том, почему и как наш мозг создает субъективный, сознательный опыт]. Мой подход заключается в том, что мы рискуем не понять главную загадку жизни, перейдя к той или иной форме магического мышления. В то время как наука может медлить, многое еще можносделать для непосредственного материалистического понимания связи мозга и сознательного опыта.
Меня заинтересовала глава о памяти в вашей книге, в частности о Клайве Уэринге. Уэринг — это человек, который в результате разрушительной инфекции мозга потерял всю сознательную память и живет в постоянном настоящем времени, как бы постоянно пробуждаясь от комы. Тем не менее, исследования показывают, что он демонстрирует неизменную любовь к своей жене. Как это можно объяснить?
Я никогда не встречался ни с Клайвом, ни с его женой, только читал об этом случае. Но он подчеркивает тот факт, что некоторые из тех вещей, которые мы считаем необходимыми для самосознания, очевидно, таковыми не являются. Существует множество различных форм памяти. Явное сознательное воспоминание, автобиографическая память — лишь одна из них. У неврологических пациентов часто можно увидеть, как в сознании происходят процессы, которые в обычной жизни мы никогда не наблюдаем.
Помните, писатель Николсон Бейкер говорил, что все мысли, которые стоит иметь, размером с платяной шкаф и сложностью тачки. Как вы думаете о мыслях?
Философ Уильям Джеймс сказал: “Мысли сами являются мыслителями”. Я думаю, что в этом есть своя правда. Возможно, всегда ошибочно думать, что мысли производятся или наблюдаются неким внутренним “я”. Мысль является основой психологии, но это одна из тех вещей, которые труднее всего изучать. Вы не можете контролировать мысли так же, как вы можете систематически манипулировать восприятием в лаборатории. Поэтому я старался избегать изучения того, как блуждает ум и так далее.
Но в своих исследованиях вы начали замечать, что в сознание встроено некое озорство (playfulness)?
В вариативности нашей ментальной жизни определенно есть некий внутренний творческий импульс. Но откуда берутся мысли? Психоаналитические объяснения, которые предполагают, что существует подсознание, пытающееся проникнуть внутрь и дать вам какую-то мысль, которая в противном случае была бы подавлена, оставляют меня равнодушным. Лично мне кажется, что это максимально абстрактная версия восприятия.
В вашей книге много хороших афоризмов. Одним из ключевых в вашем споре о том, как и почему возникает сознание, является идея: “Я предсказываю себя, следовательно я существую” (I predict myself, therefore I am). Что такое “я” в этом предложении?
Это набор перцептивных предсказаний. Это шутливое предложение. “Я” там намеренно двусмысленно — оно говорит, что возникает опыт того, что я являюсь единой целостной личностью, со всеми этими различными атрибутами: воспоминаниями, эмоциональными связями, опытом тела. Для этого кусочка плоти и крови они кажутся едиными — по крайней мере, если я не буду слишком много размышлять об этом.
Мне кажется гордыней предполагать, что все подчинится механистической программе объяснения.
Это ощущение “от первого лица” непоколебимо. У большинства из нас очень сильное ощущение непрерывности между нашим детским опытом и нашим нынешним “я”. Является ли это ощущаемое единство, по сути, своего рода дарвиновской стратегией?
Существует много споров об эволюционной функции сознания. Но ответы на этот вопрос зависят от того, какое различие вы пытаетесь провести. Если вы пытаетесь сказать, почему вообще существует сознание, а не просто механизмы, эволюционирующие по шаблонам в темноте, то вы просто снова сталкиваетесь с “трудной проблемой”. Но если вы переформулируете ее так: “Какова эволюционная выгода от того, что организм имеет эти специфические переживания?”, то вы увидите, что переживание самости явно важно, потому что оно максимизирует шансы организма на выживание.
Почему искусственный интеллект не может хотя бы имитировать это организующее восприятие и, следовательно, имитировать другие аспекты сознательной самости (conscious selfhood)?
Я считаю, что искусственный интеллект, скорее всего, сможет имитировать это. На самом деле, в книге я говорю о том, что темпы развития этой способности к имитации действительно довольно пугающие, с комбинацией “Deep fakes” и машин для обработки естественного языка. Однако инстанцирование (instantiation)* — это совсем другое дело.
_____
*Термин instantiation неоднократно встречается в обсуждениях вопросов самости, субъективного опыта и сознания. На мой взгляд, самым близким для понимания сути будет слово “манифестация”, чуть проще “реализация”, совсем просто с ветхозаветным оттенком “явление”. (прим. переводчика)
Что вы имеете в виду под инстанцированием?
Создание системы искусственного интеллекта или робота, который субъективно ощущает наличие “я”, в отличие от сложной машины, которая создает видимость наличия “я”, но на самом деле ничего не происходит.
Но если мы примем определение Дэниелом Деннетом сознания как “триллиона бездумно танцующих роботов”, то где же здесь разница?
Дэн Деннетт — один из моих давних вдохновителей и наставников, и возможность поспорить с ним в последние несколько лет доставляет мне огромное удовольствие. В 2017 году я выступал с докладом TED, и из 3000 человек в зале — многих основателей, инвесторов и известных людей — я ужасно боялся только Деннета, который, как я знал, был в аудитории. И правильно. В какой-то момент выступления я описал перцептивный опыт как своего рода “внутренний фильм”. После этого он сказал: “Ах, это все было замечательно, кроме фильма. Потому что: кто смотрит фильм?”. И это очень хорошая критика. Фильма нет, потому что его никто не смотрит.
Но есть встроенный нарратив, как бы мы его ни описывали — наша внутренняя жизнь — это все повествование?
Деннетт немного двусмысленно говорит о том, что, по его мнению, представляет собой перцептивный или феноменальный опыт, существует ли он или нет — остается ли после объяснения всех функций системы и ее предрасположенности вести себя определенным образом что-то еще, что можно объяснить. Я согласен с этим, потому что я думаю, что мы можем пройти очень долгий путь к объяснению функций и предрасположенности вещей вести себя определенным образом. Но я не уверен, что в конце этой программы попыток объяснить в физических терминах свойства опыта, останется какой-то остаток загадки, что-то еще, что нужно объяснить.
Не было ли в ваших мыслях по этому поводу какого-нибудь духовного поворота — в плане того, почему должно быть что-то, а не ничто?
Скорее, я думаю, что есть гордыня в предположении, что все подчинится механистической программе объяснения. Я думаю, что это интеллектуальная честность (intellectual honesty) — признать, что существование сознательного опыта как феномена во вселенной, для которой мы обычно имеем физикалистские объяснения, кажется странным. Я хочу выяснить, каким образом мы можем подорвать эту кажущуюся странность.
Один из вопросов, поставленных в знаменитом эссе Томаса Нагеля “Каково это — быть летучей мышью?”, заключается в том, представляет ли человек наиболее развитый вид сознания. Насколько вы осведомлены о различных видах бытия?
Я надеюсь, что очень. Многое из того, что мы знаем о человеческом сознании, основано на экспериментах с животными. Одна из историй в книге рассказывает о том, как я изучал осьминогов, что было просто фантастикой. Они действительно демонстрируют совершенно иной способ существования. Одна из вещей, которая становится для меня все более актуальной, — это противоречие между использованием человека в качестве эталона, что мы каким-то образом должны делать, и признанием того, что человек не является эталоном, по которому следует оценивать все другие сознательные виды. Важно признать, что если у других видов есть опыт, то самое первое, чем их наделит эволюция, это способность чувствовать боль, удовольствие или страдание, а не сложное, разумное мышление. Когда мы решаем, как обращаться с другими животными, мы должны иметь это в виду, а не оценивать, насколько умными они кажутся.
В книге вы рассказываете о том, что только сравнительно недавно смогли посмотреть на живой человеческий мозг, когда вас пригласили присутствовать при операции. Было ли это для вас достаточно сюрреалистичным опытом?
Да. Именно здесь возникает благоговение. Этот материальный объект, о котором я писал, описывал и изучал данные более 20 лет: вот он, прямо здесь. В какой-то момент, когда хирург проводил операцию, во время которой вырезал поврежденные участки мозга, он отрезал один кусочек и дал мне его подержать. Это был очень трогательный опыт, напоминание о том, что все, что происходит, каким-то образом происходит прямо здесь и сейчас.
