Эволюция религии: сверхъестественные сущности, контринтуитивные концепции и затратные демонстрации

Пять религий, называемых мировыми – христианство, буддизм, ислам, индуизм и иудаизм,  – очень разнообразны, на первый взгляд. Тем не менее, отличаясь в деталях, в основных моментах они схожи. Все они: 

1) подразумевают веру в сверхъестественное, а также в возможность воздействовать на проявления такового при помощи молитв и ритуалов; 

2) прочно ассоциируются с широкомасштабным сотрудничеством людей и длительными межгрупповыми конфликтами.

По мнению когнитивных антропологов, к этому привело слияние трёх долгоиграющих тенденций:

1. Поступательное развитие когнитивных процессов, к примеру, способности делать умозаключения о присутствии сознательных агентов (intentional agents), что привело к распространению контринтуитивных концепций определеннного типа;
2. Участие в социально значимых обрядах и ритуалах, включающих ресурсозатратные демонстрации (costly displays), что углубляет приверженность людей религиозным сообществам и вере в сверхъестественных акторов;
3. Соперничество между сообществами и организациями с разными религиозными убеждениями (faith-based beliefs) и практиками связывающими религию с внутригрупповой просоциальностью и межгрупповой враждой.

Краткая суть одним абзацем (ладно, двумя): человек – это социальное животное, зависящее от сородичей во всём, включая социальное обучение накопленной культуре. Особенности восприятия, позволяющие нам разглядеть приближение хищника (даже, если его там нет), привели к появлению концепций сверхъестественных агентов. Особенности восприятия, ориентированные на обнаружение аномалий в окружающей среде (кто-то побывал в моей пещере), обусловили успешность распространения информации несущей контринтуитивные элементы. Концепции сверхъестественного, включая присутствие незримых агентов, собирались в совместно эволюционирующие комплексы культурной информации.

Для защиты от обмана и эксплуатации при передаче культурной информации возникли и развились механизмы верификации благонадежности носителя информации –  дорогостоящие и затратные практики, сигнализирующие о приверженности носителя и его убежденности в декларируемых знаниях. “Пакеты” знаний и практик, включающие в себя концепции сверхъестественного, незримых сознательных агентов и просоциальные нормы циркулировали в информационном пространстве, соперничая между собой и подвергаясь групповому культурному отбору. Те из них, которые обеспечивали группе-носителю конкурентное преимущество, с течением времени сформировали сложные религиозные институты с богам-морализаторами. 

А теперь давайте разбираться подробее.

Проблемы кооперации

Пока люди жили небольшими группами (а это происходило большую часть нашей эволюционной истории), кооперация между особями стояла на трёх слонах: родстве (kinship), взаимности (reciprocity) и репутации. Помощь родственникам объяснима сквозь призму генетической выгоды. Соседская и племенная взаимная поддержка основаны на экономике взаимовыгодных внутригрупповых транзакций, где репутация выступает своего рода страховкой от обмана и манипуляций. Тем не менее, ни один из этих феноменов не объясняет существование сотрудничества между неродственными и чужими друг другу индивидами. В разовых неповторяющихся транзакциях и взаимодействиях между незнакомцами и институт репутации, и стратегические просчеты теории игр, не имеют смысла. Несмотря на это, чудо человеческой цивилизации стало возможно благодаря невиданным масштабам кооперации между незнакомцами. Как? Почему? Рассмотрим этот вопрос подробнее.

Религиозные практики ресурсоемки

Что первым бросается в глаза при рассмотрении типичной религии, так это контрфактуальность и затратность:

• Материальные затраты (жертвоприношения, возведение культовых сооружений, время и усилия, затраченные на молитвы и иные религиозные практики);
• Эмоциональные затраты (тревоги, страхи и надежды);
• Когнитивная нагрузка (поддержание в голове противоречивых и конфликтующих между собой моделей природы окружающего мира).

Обратите внимание, что “религиозные специалисты”, по совместительству являющиеся носителями религиозных знаний, нередко являют собой наглядный пример подобной затратности. Мяса не ем, в азартные игры не играю, с женщинами не связываюсь, верую ибо абсурдно. И это не случайно.

Неопределенность и сверхъестественное

Майкл Газзанига, известный нейроученый, ученик легендарного Роджера Сперри, очень метко сказал, что человек – это животное, которое ищет смысл своего существования (seeks purpose), делает умозаключения о причинах (infers causes) и рассказывает истории. Еще Дэвид Юм в своей “Естественной истории религии” писал, что чем большее влияние события оказывают на нашу жизнь, тем сильнее тенденция найти в них смысл и связность (coherence). 

В условиях неопределенности и нехватки контроля, мы склонны придавать случайным событиям сверхъестественные причины: от обнаружения закономерности в скачках курса акций, до обнаружения божьего лика в небесах и закономерностей в бросках игральной кости. Кроме того, при прайминге идеей смерти (memento mori, дед\сосед умер), в условиях нестабильности и опасности, а также во время войны, люди более склонны доверять нарративам, содержащим контринтуитивные элементы. Самый простой и наглядный пример – существование пословиц вроде “не бывает атеистов в окопах под огнём” или веры в пуленепробиваемых ангелов-хранителей.

Лик умного хищника

Казалось бы, что может быть общего у почудившейся гримасы на “лице” Луны и подозрительного шороха в кустах? Рассуждения, создающие подобные связи, относятся к ошибкам первого рода, или ложнопозитивным умозаключениям. Помимо голода, болезней, травм и атмосферных явлений, нашим далеким предкам угрожали еще и хищники, которые были в разы ловчее, проворнее и смертоноснее людей. Парейдолическая способность распознавать присутствие опасного агента (хищника) в сочетании слабосвязанных факторов оказалась эволюционно выгодной в условиях обитания наших предков.

Можно десятки раз совершить ложноположительное заключение, узрев дух предка в облаках, образ сородича вместо дерева или змеи вместо ветки. В самом худшем случае это приведет к потере энергии на молниеносное бегство. Но стоит всего лишь раз беззаботно отмахнуться от шороха в кустах или подозрительного блеска двух пятен в ночи (ложноотрицательное умозаключение, когнитивная ошибка второго рода), и вот вы превращаетесь в обед для хищника, да еще и не успев размножиться, что скорее всего. 

Интуитивная онтология

Устаревшее представление о том, что человек изначально представляет собой “чистый лист” (tabula rasa), многократно и основательно опровергнуто. Еще Жан Пиаже в своих исследованиях обнаружил дефолтные “заводские настройки” у детей, которые можно описать как домен-специфичные механизмы обучения. Откуда четырехлетний ребенок может знать взаимосвязи психического состояния и деятельности, или что зародыш растения (детеныш животного) вырастет и станет похожим на взрослый организм независимо от условий, в которых будет расти? Трехмесячные дети в состоянии осознать, что физические объекты являются сущностями, ограниченными во времени и пространстве, что два твердых объекта не могут занимать одно и то же пространство одновременно, и что неодушевленные предметы должны вступать в контакт, чтобы воздействовать друг на друга – интуиция, которой они не придерживаются для одушевленных существ. Этот универсальный комплекс ожиданий о структуре окружающего мира называется “интуитивной онтологией”, “как оно должно быть”. Разделение на одушевленные и неодушевленные предметы, объекты и субстанции, подсознательная уверенность в отличии животных от растений и людей – это все интуитивная онтология.

Фолк-интерпретации

Интуитивная онтология функционирует совместно с режимами каузальной интерпретации (modes of causal construal), когнитивными модулями, если можно так выразиться, просчитывающими причинно-следственные связи между категориями объектов. Сюда входят:

• фолк-механика (описывает согласованность, контакт и непрерывность объектов в движении);
• фолк-биология (описывает телеологию видоспецифичных сущностей и отношений. Как пример – домашняя кошка и тигр имеют свою, особенную, “кошковость”, хоть и выглядят по-разному, и они однозначно отличаются от волка или пекинеса, которые схожи своей “собаковостью”, но тоже отличаются друг от друга в рамках своей категории);
• фолк-психология (интенциональные (имеющие намерение), целеустремленные (goal-directed), интерактивные (взаимодействующие) агенты).

Человеческий мозг удивительно предрасположен к усвоению информации, категоризации объектов и событий в окружающем мире, и установлению причинно-следственных связей между ними. Интуитивная онтология и описанные выше фолк-интерпретации представляют собой эволюционную “заводскую прошивку”, которая помогает нам структурировать и обрабатывать огромные объемы информации о происходящем вокруг.

Минимальная контринтуитивность

А теперь давайте вернемся к религии. Разберем этот корпус человеческой культуры по кирпичику, до уровня отдельной назидательной или повествовательной байки. Вспомним докинзовскую теорию мемов, которую развивала его ученица Сюзан Блэкмор в своей книге “Мемная машина” (Meme Machine). Блоки культурной информации подвержены изменениям (мутациям), они передаются и наследуются,  они подвержены отбору. И если с “мутациями”, которые представляют из себя искажения при передаче все более-менее понятно, то как происходит отбор? Почему одни сверхъестественные байки распространяются и пускают метастазы в индивидуальную и коллективную человеческую психику, а другие забываются и исчезают?

Секрет успеха в контринтуитивности. Большинство религиозных убеждений минимально нарушают ожидания, созданные интуитивной онтологией и фолк-интерпретациями, создавая удобные и запоминающиеся сверхъестественные объекты, явления и миры.

Подумайте про условный мем как единицу культурной информации, будь то анекдот, байка или поучительная притча. Он должен быть не слишком, сложным, не слишком большим, не слишком перегруженным деталями. Он должен легко узнаваться, восприниматься, запоминаться и передаваться. И вот небольшая контринтуитивность, почти как приправа, облегчает узнавание, запоминание и передачу.

Вероятно, вам доводилось слышать о мироточащих иконах, о животворящей воде, о чудотворных мощах, о статуях, плачущих кровью. Но готов побиться об заклад, вы не слышали о статуях, втихаря пьющих по ночам хозяйское молоко, телепортирующихся на праздники в другое село и становящихся прозрачными, если смотреть на них сквозь гусиное горло. Дичь? Не бóльшая, чем бородатый мужик на небесах, череда перерождений или превращение в сутулого пса в полнолуние. Так в чем же разница? 

Эксперименты на запоминание показали, что минимально контринтуитивные концепции обладают когнитивным преимуществом в запоминании и трансмиссии (передаче) по сравнению с привычными, интуитивными концепциями, так и с теми, что перегруженны контринтуитивными деталями. По статистике наиболее распространенные байки (folktales) имеют до трех сверхъестественных событий или объектов.

Сбалансированное сочетание здравого смысла и контринтуитивности – залог  успешного удержания в памяти, культурной трансмиссии и исторического выживания.

Теологическая корректность

Есть большая разница между эксплицитными убеждениями, которые люди озвучивают, и тем, как они имплицитно воспринимают сверхъестественное. Если вы опросите некий срез респондентов о природе высшего божества, то, скорее всего, услышите  определения, включающие некие сочетания и вариации вездесущности, всеведения, всемогущества и всезнания. Бог везде и всюду, все знает, видит, слышит, предвосхищает, может все, всегда и везде, и, вдобавок, одновременно.

Однако, если просить людей пересказывать или интерпретировать сверхъестественные нарративы, то будет получаться, что божество локализовано в одном месте в один момент времени, выбирает вариант действий из нескольких возможных опций, и порой вообще думает, как лучше поступить. То есть, имеем “официальное” определение и трактовку, и “подразумеваемое”. Это называют “теологической корректностью”.

Есть интуитивные установки (вспомним об интуитивной онтологии и фолк-психологии) в отношении божества, в которых оно воспринимается антропоморфно, но с некоторыми контринтуитивными элементами, а есть теологически корректные, которые декларируются вслух, содержатся в священных текстах, но в голове “лежат в отдельной папке”. Под действием когнитивной нагрузки, или в спешке, скорее всего будет выскакивать интуитивная антропоморфизация, а, если есть возможность пропустить через сознательный фильтр – то теологически корректная версия.

Язык, обман и обучение

Являясь по своей сути очень средненько приспособленной голой обезьяной, человек силен исторически накопленной культурой. Объем информации, необходимой нашим предкам для выживания, был очень велик, и включал в себя знания об:

• охоте (поведение животных, тактики и уловки);
• съедобных растениях (сезонность, токсичность);
• медицине;
• технологиях (инструменты, жилище, сельское хозяйство).

Этот корпус знаний состоит из неинтуитивных продуктов культурной эволюции, до которых своим умом не дойти. Наше величие держится на социально навязываемом обучении, обеспечивающем постоянное накопление и улучшение ноу-хау и сложных практик, которые передаются из поколения в поколение. Приходится полагаться на сородичей, как на источник знаний и навыков.

Стоит еще заметить, что в поддержку нашей зависимости от социального обучения говорит наша склонность к сверхимитации. Если вы поставите перед детенышами человека и шимпанзе многоэтапную задачу, часть из этапов которой являются необязательными, и покажете, как их выполнять, то шимпанзе пораскинет мозгами и выберет кратчайший путь, игнорируя ненужное. А человек будет упорно делать всё по протоколу. Раз так сказали и показали – значит, в этом есть смысл и так надо. 

И вот в вопросе языка и доверия тут есть один интересный момент.

В достаточно неплохом научно-фантастическом романе Гарри Гаррисона (это был далекий 1984, еще до того, как он стал клепать шлак про Стальную Крысу) “К западу от Эдема”, Чикшулубский астероид обошёл своим вниманием полуостров Юкатан 65 миллионов лет назад, и катастрофы не случилось. На земле царит цивилизация развитых рептилоидов Ийлан, а люди, произошедшие от обезьян Нового Света, находятся на культурном и технологическом уровне позднего Каменного Века. У Ийлан, цивилизации которых миллионы лет, развита генная инженерия, матриархат, и вообще всё в порядке. И когда лохматый и бородатый человеческий протагонист по ходу сюжета попадает к Ийланам в плен, он обнаруживает, что те не умеют врать.

Их язык представляет из себя сложную комбинацию изменений цвета кожи, движений тела и звуков, но особенность в том, что у них что на уме – то и на виду. А хитрые и подлые людишки прячут за словами свои дрянные мыслишки, врут, валяют дурака, искажают реальность и вообще к ним стоит относиться с большим подозрением. Спойлеров не будет, но в книге этот момент хорошо обыгран.

Так вот – в процессе эволюции языка доверие к передаваемой устно культурной информации стало уязвимым местом для возможных манипуляций и злоупотребления этим самым доверием. Язык – это дешевый и простой способ искажения реальности, введения в заблуждение, обмана и эксплуатации себе подобных. Способность к обману и его распознаванию – это гонка вооружений, которая внесла отдельный и довольно серьезный вклад в эволюцию нашего вида. И дальше мы рассмотрим, как развивались методы проверки благонадежности и достоверности источников информации.

Затратная демонстрация приверженности

Большинство маленьких детей поостережется сразу пробовать пищу предложенную незнакомцем. Точно так же вера детей в бабайку, Санта Клауса или святого духа подкрепляется образом жизни и действиями родителей. Ничто так не подрывает веру подрастающих поколений в таинство носочков, подвешенных у камина, и трансконтинентальных рейсов на санях запряженных оленями, как алкогольный выхлоп от Санта-Клауса, Снегурочка, говорящая надтреснутым голосом соседки по лестничной площадке, и сделанные в Китае рождественские открытки, на которых заключенные шанхайской тюрьмы просят о помощи. Но это я отвлекся.

Если уговорить ребенка попробовать угощение сравнительно просто – достаточно демонстративно попробовать его самому, то с убеждениями в существовании сверхъестественных сущностей все немного сложнее. И тут мы возвращаемся к затратным и контрфактуальным практикам, о которых я говорил в начале, характерных для служителей культа. Ритуальные церемонии, подношения, обряды, молитвы, жертвоприношения, ограничения поведения – все это суть затратные демонстрации приверженности (costly displays of commitment) сверхъестественным убеждениям, призванные заслужить доверие и стимулировать последовать примеру актора.

За счет чего христианство приобрело популярность в Римской Империи.? Благотворительность и мученичество подвижников.  Вспомните Мартина Лютера Кинга и Махатму Ганди, которые причиняли добро, наносили пользу и подвергали ласке. Насильственные действия в их адрес и угнетение, которое они терпеливо сносили, работали на них, придавая вес их убеждениям и значимость их сопротивлению. Practice what you preach. 

Немаловажно также то, что доверие последователей, “заработанное” благодаря вышеупомянутым затратным демонстрациям приверженности, распространяется на другие убеждения и деятельность ассоциированные с ритуализированными действиями: кооперативная работа, благотворительность, коммерция, моральные нормы и военные действия.

Подумайте о силе ритуала. Совместное пение, танец или преодоление марш-броска в полной выкладке синхронизируют людей музыкой и ритмом, заставляя их двигаться и думать в унисон. Подумайте о том, как в эти моменты работает система зеркальных нейронов, когда люди буквально “чувствуют” друг друга, а каждый себя – частью единого целого. 

Просоциальные нормы 

Культурная трансмиссия снабжает нас набором социальных стратегий, практик, убеждений и предпочтений, которые были “обкатаны” предыдущими поколениями. В сложных и масштабных человеческих сообществах, состоящих из множеств взаимодействующих групп, соперничество между ними закономерно приводит к конкуренции и между нормативными комплексами, которым эти группы следуют.

Религиозные убеждения вместе с сопутствующими ритуалами, моральными установками, обрядами  и нормами, коэволюционируют в форму унитарного комплекса, или мемплекса, если смотреть на это с точки зрения меметической теории. В процессе культурного группового отбора, конкуренция между подобными мемплексами создает селективное давление, способствующее появлению просоциальных норм, работающих на благо группы-носителя. Наиболее важными нормами являются те, которые:

• усиливают кооперацию (важно для войны и экономики);
• снижают частоту и накал внутригрупповых конфликтов;
• регулируют сексуальные отношения;
• упрощают и регулируют разрешение споров.

One nation under God

Caedite eos. Novit enim Dominus qui sunt eius. – эта фраза приписывается командующему войсками Альбигойского крестового похода перед резней в Безье 22 июля 1209 г. Буквальный перевод со средневековой латыни можно сформулировать так: “Убейте их. Господь знает, кто ему принадлежит.” Как разобраться где свои, а где чужие?

Здесь нам на помощь приходит та самая дефолтная “прошивка”. Вспомните фолк-биологию, наделяющую определенной сутью отдельные категории живых существ. Конкуренция между социо-религиозными группами внутри некой более-менее глобальной общности благоприятствует формированию убеждений, основанных на системе категоричных и интуитивно понятных умозаключений, наделяя внутренней сущностью отдельные социальные категории. Подобные убеждения стимулируют и буквально кристаллизуют чувство групповой принадлежности. Так разномастные племена и социальные страты унифицируются в единый и незыблемый монолит Божьего народа (God’s people).  

Сакральные ценности и табу

Конкуренция между группами также способствует появлению четких маркеров групповой принадлежности. Демаркация обеспечивается разграничением запрещенного (определение табу) и защитой значимого (сакрализация). Наказание за нарушение табу и покушение на сакральное должно быть эффектным и наглядным, отделяя “своих” от “чужих”, подчеркивая то, что важно и ценно для групповой монолитности. Сакральные ценности и табу организуют моральное поведение группы как на базовом уровне (секс, еда, одежда, коммуникация), так и на на общем (война, законы, труд и торговля). Мемплекс ритуалов, молитв и знаков отличия (insignia) вместе с табу и сакральными ценностями создают согласованную групповую идентичность и солидарность перед лицом других групп.

Племенная психология и групповой отбор

Давайте вспомним о том, как человечество одомашнивало само себя, устраняя претендентов на единовластие. Коалиция так называемых “кузенов” ревностно охраняет принятый социальный уклад, или нормы, жестко и показательно наказывая нарушителей. Так, в условиях насильственного культивирования морали, эволюционировал наш “автопилот” нормативного поведения.

Религия эксплуатирует нашу “племенную психологию”, связывая сильные эмоции со следованием нормам. Мы не только стремимся соответствовать, но так же остро реагируем на преступление и нарушение норм. Реакция может варьироваться от вербальной агрессии и критики, до рукоприкладства, изгнания или убийства.

Социорелигиозные группы, использующие затратные демонстрации, преуспели по ряду причин:

1. они передавали приверженность группе следующим поколениям;
2. они обнаруживали и зачастую элиминировали или изгоняли тех, кто был недостаточно привержен группе и ее “богам” (нормативам);
3. они успешно использовали нашу фолк-биологическую тенденцию наделять отдельные категории живых существ особой “сущностью” для психологической демаркации группы.
   

Обратите внимание на то, чем типично обеспокоены боги сложных сообществ:

1. внутригрупповая кооперация, гармония (не убий, не укради, не прелюбодействуй), честным обмен;
2. соблюдение установленных форм сексуальных и семейных отношений (репродукция новых членов группы);
3. тщательное соблюдение ритуалов, индуцирующих приверженность.

Культурный групповой отбор направил религиозные убеждения и ритуалы по пути успешного манипулирования нашей психологией в сторону увеличения солидарности и приверженности группе. Наши сильные эмоции в отношении моральных вопросов цементировали готовность следовать нормам и наказывать нарушителей, укрепляя группу и ориентируя ее на успешное соперничество с чужаками. Этому также способствовали контринтуитивные концепции всеведения божества, которое знает о всех деталях поведения смертных (Иисус дрочит, когда ты дрочишь). В свою очередь, концепция загробного воздаяния существенно расширила возможности надзора и наказания, ведь если после кончины вас ждет вечность расплаты за содеянное, то стоит три раза подумать, прежде чем поддаться сегодняшнему искушению. 

Таким образом более понятной становится роль монументальных сооружений, таких как пирамиды, зиккураты, храмы и гробницы. С одной стороны, это те самые затратные демонстрации приверженности убеждениям, самые дорогостоящие и устойчивые к беспощадному ходу времени. С другой – это так называемые “религиозные праймы”, которые напоминают о довлении всевидящего и всезнающего божества над тварной суетой, и направляют ваше поведение в просоциальное русло. Не только перезвон колоколов и крик муэдзина, но само молчаливое величие храма, возвышающегося над нами, утверждает на бессознательном уровне верховенство вечного и сакрального над мирским и преходящим.

Культурная эволюция просоциальных религий и расцвет широкомасштабных цивилизаций стали результатом динамического взаимодействия ряда факторов:

• адаптивные когнитивные механизмы. Те самые эволюционировавшие ожидания и склонность обращать внимание на явные и воображаемые аномалии, приводящие к повсеместному распространению минимально контринтуитивных убеждений. Сюда же относится наша тенденция обнаруживать в окружающем мире существование сознательных агентов (даже воображаемых);
• адаптивные эвристики обучения: сверхимитация, эмулирование успешных сородичей, облеченных престижем, у которых мы перенимаем накопленные культурные знания;
• затратные ритуализированные демонстрации приверженности сверхъестественным убеждениям;
• культурный групповой отбор комплексов религиозных практик и убеждений, которые лучше поддерживают просоциальные внутригрупповые нормы.

Культурная эволюция, направляемая соперничеством между группами, эксплуатирует наши когнитивные процессы для формирования наборов контринтуитивных убеждений, ритуалов и норм, которые распространяются путем межгрупповой передачи, завоевания или репродуктивных дифференциалов. В итоге, в более-менее масштабных исторических сообществах эти комплексы почти всегда включают в себя веру в могущественных сверхъестественных агентов, которые зорко следят за поведением членов сообщества и стимулируют действия, направленные на расширение кооперации, укрепление солидарности в условиях внешней угрозы, усиление приверженности организованным религиям и поддержание внутригрупповой гармонии.