С тех пор как Фрейд постулировал главенство бессознательного, современные нейронауки продвинулись еще дальше в поисках нашего Я и свободы воли. Как мы отвоёвываем у бессознательного своё право выбора, или хотя бы право отказаться от выбора сделанного не нами? Где под сводом черепа спрятаны механизмы, которые дарят нам “свободу от сиюминутности”? Разбираемся в обзоре статьи о таком жизненно важном функционале мозга как “намеренное торможение”.
Должно существовать какое-то специальное слово, чтобы описать смешанные чувства посещающие после поспешного нажатия кнопки “Отправить”. Раздражение, злость или обида сменяются леденящим осознанием, что вы отправили не то, не туда, не тогда, и лучше бы вообще не отправляли. Что двигало вами, когда вы писали сообщение? Что заставило пожалеть? Но, что ещё важнее – что может удержать в такие моменты?
Человек немыслим вне социального контекста. Наша взаимозависимость от других людей если не абсолютна, то по меньшей мере имеет жизнеопределяющий масштаб и характер.
Как нам, как представителям высших приматов живших в группах до нескольких сотен особей, удалось построить глобальную цивилизацию основанную на теснейшем взаимодействии миллионов?
Отвлекитесь на минуту. Подумайте о собирательном образе Джона фон Неймана, Вернера фон Брауна и Эдварда Теллера, докторе Стренджлаве, которого сыграл Питер Селлерс в фильме Стэнли Кубрика «Доктор Стренджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу». Его рука живущая собственной жизнью, то вскидываясь в нацистском приветствии, то пытаясь задушить своего хозяина. Идеомоторную апраксию или “синдром чужой руки” после выхода фильма стали также называть “синдромом доктора Стренджлава”.
Что общего у развития сложных сообществ и неврологического расстройства? То, что необходимо для первого и частично отсутствует во втором. Способность к гибкому контролю своего поведения. Как нервной системе удается находить выигрышный компромисс между краткосрочной выгодой сиюминутных стимулов и долгосрочной перспективой отложенного вознаграждения?
Социальный психолог Рой Баумайстер, известный своими работами о Я (self) и силе воли, считает, что центральным элементом Я и необходимым свойством для достижения успеха в жизни является самоконтроль (Baumeister et al., 2007). Но каким образом он осуществляется? Какие нейронные механизмы обеспечивают нашу возможность адаптировать свое поведение под социальный контекст?
Элиса Филевич, Симона Кун и Патрик Хаггард предлагают в качестве объяснения намеренное торможение (intentional inhibition) как основной процесс лежащий в основе самоконтроля. По их мнению, способность откладывать запланированное действие, и корректировать или останавливать уже начавшееся, дает нам возможность действовать гибко и стратегически. (Filevich et al., 2012).
Изучение намеренного торможения
Классический подход к изучению контроля действий подразделяет их на внешние, которые являются непосредственной реакцией на императивный стимул, и внутренние, инициированные внутренними состояниями субъекта (Goldberg, 1985; Jahanshahi et al., 1995; Jenkins et al., 2000). Фактически, стандартным определением волевого акта (voluntariness) действия есть “отсутствие предшествующего стимула”. Намеренные же действия вызываются желаниями и определяются целями и намерениями субъекта.
Эти желания и намерения, естественно, во многом относятся к внешнему миру и служат репрезентациями работающими как связующее звено между окружающей средой и поведением. Простыми словами, это опосредование позволяет нам разнести во времени причину (внешние и внутренние стимулы) и следствие (наши действия). Этот темпоральный зазор, дарит нам “свободу от мгновенности” (freedom from immediacy)
(Shadlen and Gold, 2004).
Как изучить работу механизмов намеренного торможения? Здесь исследователи сталкиваются с тремя методологическими сложностями:
- во-первых, намеренное торможение не производит никакого поведения на выходе, которое можно было бы оценить или измерить. Здесь на помощь приходят нейропсихология и нейровизуализация, которые могут обнаружить процессы связанные с торможением поведения.
- во-вторых, намеренное торможение обязательно включает внутренне, а не внешне обусловленный процесс, что затрудняет манипулирование стимулом. Если в классических экспериментах изучается реакция поведения вызванного внешним стимулом, то как изучать внутреннее генерирование и торможение поведения – то, что недоступно для внешнего наблюдателя?
- в-третьих, намеренное торможение должно быть торможением чего-то. Должен быть какой-то процесс, который бы привёл к действию, не будь он заторможен. Но как, в отсутствии наблюдаемого поведения, судить о наличии этого процесса? В частности, трудно разграничить ситуацию в которой какое-либо намерение отсутствовало, от ситуации в которой действие было запланировано или начато, но позже заторможено.
Здесь выделяют две возможных причины отсутствия действия:
- ранние решения начать действие или нет, и
- поздние решения затормозить или нет результирующую моторную активность.
Первое можно объяснить в рамках процессов выбора действия, в то время как второе требует дополнительного процесса намеренного торможения, а именно блокирование двигательного ответа (motor output) и подавление уже подготовленного действия (Brass and Haggard, 2008; Kühn et al., 2009). В дальнейшем речь будет вестись именно о втором случае.
“Синдром чужой руки” и нейропсихология намеренного торможения
Вернемся к синдрому доктора Стренджлава. Вот как невролог Серджио Делла Сала описывает в своей работе поведение пациента с “синдромом чужой руки”:
“. . .правая рука часто производит сложные действия не желаемые G.C. Эти действия очевидно целенаправленны и четко выполнены, но не желаемы пациенткой, которая другой рукой пытается остановить их. К примеру, когда перед пациенткой стоит чашка горячего чая, правая рука берет чашку и подносит её ко рту, хотя пациентка знает, что чай слишком горячий и только что сказала, что подождет пока он остынет. Тем не менее это потребовало вмешательства её левой руки чтобы поставить чашку обратно на стол. Желания поступить подобным образом было недостаточно чтобы изменить направленное, но неуместное поведение правой руки” (Della Sala et al.,1991).
Что здесь является первичной проблемой: неспособность к намеренному торможению или гиперкинетическое расстройство? Если с торможением всё было в порядке, то пациенты с “синдромом чужой руки” должны демонстрировать адекватное функционирование в тестах на волевые акты (voluntary action). Фактически, проведенные эксперименты показали обратное: неспособность тормозить непреднамеренные действия вызванные внешними стимулами связана со сниженной волевой способностью к намеренным действиям (Cantagallo et al., 2010; Kritikos et al., 2005). Любопытно, что в еще одной экспериментальной работе обнаружили персеверативность реакций “чужой” руки на внешние стимулы. При попытке, к примеру, сварить кофе, “чужая” рука настойчиво пытается сделать что-то неуместное (Giovannetti et al., 2005).
Это приводит к мысли о том, что в здоровом мозге намеренное торможение должно быть регулярной функцией длящейся столько, сколько длится мотивация к действию. Также, большое количество персеверативных ошибок наблюдалось, когда от пациента требовалось выполнение параллельной задачи, в сравнении со стандартными условиями. Логичным будет предположение о зависимости намеренного торможения от ресурсов центральной исполнительной системы.
Резюмируя исследования “синдрома чужой руки”, можно заключить, что проблема не в гиперактивности или чрезмерной инициативности (excessive volition), но в нехватке намеренного торможения. Результаты экспериментов также предполагают, что важным аспектом волевого контроля является торможение конкурентных, внешне инициированных действий. Эффективный волевой акт включает в себя инициирование желаемого действия и подавление других. Без намеренного торможения с этим могут быть сложности.
Нейровизуализация торможения
В ряде экспериментов с помощью фМРТ были получены снимки демонстрирующие нейро корреляты намеренного торможения и их связи с другими тормозными или целеполагающими системами. Были проведены исследование торможения высокоуровневых процессов, к примеру, мыслей, и предполагается, что мысли, эмоции и тягу (craving) можно тормозить так же, как и действия.
Обнаружилась неожиданная связь между торможением действия и торможением мыслей и эмоций для которой есть хорошие теоретические обоснования.
Существуют взгляды о необходимости языковых процессов и речи для мышления (Davidson, 1975; McDowell, 1994; Wittgenstein,1953). Другие предполагают, что язык это система трансфера мыслей в разум и из него (Cummins, 1996). Ряд исследований демонстрирует, что моторная кора участвует в обработке “мыслей о действиях” (Pulvermüller, 2005; Den Ouden et al., 2009; Meteyard et al., 2010)
Несколько теорий эмоций говорят о том, что соматомоторная активность и частично мимическая активность (выражение лица), являются автоматической составляющей переживания эмоции (James, 1884; Lange and Kurella, 1887; Wild et al., 2001; Sato and Yoshikawa, 2007). Таким образом, возможна тесная связь между эмоциями и наблюдаемыми двигательными откликами, например, страх вызванный изображением. Также возможно, что торможение двигательных актов ассоциированных с эмоциями, может подавить сами эмоции.
На этих снимках визуализация результатов метаанализа ряда исследований нейро коррелятов: внешнее ингибирование, например, реакция “стоп-сигнал” (красным), выбор действия (синий) и намеренное торможение (зеленый). Обратите внимание на расположение синего и красного, они аккурат находятся в области пресоматомоторной и моторной коры, отвечающих за движения тела. Также обратите внимание на четкое пространственное разграничение между зонами отвечающими за внешнее торможение, (красный) ближе к середине, и намеренное торможение, (зелёный) расположенной в передней дорсомедиальной префронтальной коре.
Ключевая мысль визуализации: процесс намеренного торможения в мозге и функционально, и пространственно-физиологически отличается от процессов внешнего торможения и выбора действия.
Функциональная роль намеренного торможения
Намеренное торможение вносит свою долю в генерирование поведения в качестве “расширения” используемых мозгом вычислительных моделей контроля и корректировки простых целенаправленных действий (Haruno et al., 2001). Принцип их работы основан на предсказательной петле обратной связи, которая проверяет, соответствуют ли прогнозируемые результаты текущей команды намерениям и целям. Несоответствие вызовет подстройку моторных команд, и процесс повторится, пока не будет достигнута цель. На схеме ниже изображена схема устройства системы намеренного торможения состоящая из двух функциональных “петель”, одна из которых, “внутренняя” или моторная, отвечает за реализацию действия, а “внешняя” или дистальная, как раз и осуществляет подстройку даруя нам ту самую “свободу от мгновенности” (freedom from immediacy).
Наглядный пример. Вечер субботы, вам завтра вставать утром и везти свёкра или тёщу на дачу (отдаленная цель|distal goal). В голову приходит мысль порадовать себя вечером субботы, раз уж воскресенье посвящено перевозке. Вы уже прикидываете кого позвать на пьянку (планирование|planner), собираетесь набирать сообщение в мессенджере (двигательный акт|body movement), мозг уже просчитал последствия этого акта (motor prediction) – час-полтора и всё закружится – и тут у вас подключается дистальная цепь оценки соответствия краткосрочных действий долгосрочным целям (impact prediction). Делается умозаключение, что “гуляй, рви душу” чревато отсутствием сна, замогильным похмельем и перегаром – не лучший outfit для извозчика родни. И если подумать, то с такими раскладами воскресенье из паршивого превратится в поганое. И вот тут изображенное на схеме пунктирное линией намеренное торможение (Intentional inhibition) вступает в силу, замыкая две петли. Двигательные акты с краткосрочной целью остановлены (вы передумали, пьянка не состоится), ваши долгосрочные интересы соблюдены (не множить свои страдания всё воскресенье), никто не пострадал.
А теперь на мгновение абстрагируйтесь и представьте себе значимость педали тормоза в масштабах использования автомобилей человеческой цивилизацией.
Электрическая активность скоплений нейронов в передних отделах коры нашего мозга – это не просто педаль тормоза, но “кубический сантиметр шанса” о котором говорил Карлосу Кастанеде старый и хитрый индеец племени яки. Шанса поступить иначе.
