В своём письме столпу американской ботаники Аса Грею в 1860 году Дарвин утверждал, что не может примирить идею всемогущего и всесильного Бога с намеренным существованием Ichneumonidae, семейства паразитоидных ос, личинки которых питаются живыми телами гусениц. В своей автобиографии, опубликованной в 1887 году, Дарвин описал чувство бунта при мысли о том, что благосклонность Бога ограничена, заявив:
“Ибо какая польза может быть в страданиях миллионов низших животных на протяжении почти бесконечного времени?”.
Ему вторит Великий Американский Агностик Роберт Ингерсолл:
“Разве бесконечно мудрый, добрый и могущественный Бог, намереваясь создать человека, начал бы с самых низших форм жизни, с самого простого организма, который только можно себе представить, и в течение неизмеримых периодов времени медленно и почти незаметно совершенствовал грубое начало, пока не появился человек? Неужели бесчисленные века были бы потрачены впустую на создание неуклюжих форм, от которых впоследствии пришлось бы отказаться? Может ли человеческий разум обнаружить хоть малейшую мудрость в том, чтобы покрыть землю ползающими, ползучими ужасами, которые живут только за счет агонии и мучений других? Можем ли мы видеть целесообразность в таком устройстве земли, что только незначительная часть её поверхности способна породить разумного человека? Кто может оценить милосердие такого устройства мира, что все животные пожирают животных, и каждый рот – это бойня, а каждый желудок – могила? Можно ли обнаружить бесконечный разум и любовь во всеобщей и вечной бойне?”
Нужна сложная интеллектуальная гимнастика, чтобы в пожираемой заживо жертве личинки наездника увидеть следы хитрого замысла.
Дистелеология
Панорама “глубокого эволюционного времени” до появления человека – это сотни миллионов лет, в течение которых непостижимо огромное количество животных приходили и уходили, боролись, (предположительно) страдали и умирали при различных обстоятельствах. 99,5% всех видов, когда-либо существовавших на Земле потерпели неудачу и вымерли не оставив генетического следа.
Большинство этих вымираний произошло в результате катастрофических природных катаклизмов, которые стёрли с лица Земли целые биомы – “миры” флоры и фауны. Вот наглядная демонстрация дистелеологии, известной также как аргумент от плохого замысла – философской точкой зрения, согласно которой существование не имеет telos – конечной цели (final cause) и замысла.
Вымершая Пермь
Предполагается, что изменение климата, вызванное вулканическими парниковыми газами, стало причиной крупнейшего массового вымирания в истории Земли в конце пермского периода (~252 млн. лет назад). Окаменелости в древних породах морского дна демонстрируют процветающую и разнообразную морскую экосистему, а затем полосу окаменелых трупов. Около 96% существовавших на то время морских видов не пережили эту эпоху.
Геохимические данные убедительно свидетельствуют о быстром глобальном потеплении и сопутствующей потере кислорода (O2) в океане. Чтобы проверить, могут ли потепление и потеря O2 механистически объяснить массовое вымирание морских организмов, в 2018 году смоделировали глобальное потепление, вызванное парниковыми газами, в конце пермского периода. Использовалась модель климата Земли и связанных биогеохимических циклов. Заданное системе увеличение уровня парниковых газов в атмосфере повышает температуру приповерхностного слоя океана более чем на ~10°C и снижает глобальный уровень O2 в море почти на 80%.
Чтобы предсказать влияние этих изменений на среду обитания и выживание животных, измерили частоту признаков метаболического индекса* у различных живых видов и использовали их для определения набора модельных экофизиотипов. Затем ими заселили модельный пермский океан, в результате чего получалсь сложная среда с разнообразными, локально адаптированными экофизиотипами. Однако во время климатического перехода потепление океана увеличивает метаболический спрос на O2 на фоне уменьшения его предложения. Для большинства аэробных экофизиотипов это конечная остановка.
Любопытно, что была обнаружена устойчивая географическая закономерность: интенсивность вымирания в тропиках была ниже, чем в высоких широтах. Привыкшие к теплой среды с изначально низким содержанием О2, адаптируются к новым условиям лучше полярных видов.
* Метаболический Индекс (Φ) – это температурозависимый окоэффициент “поставки” кислорода в атмосферу к скорости “потребления” его живыми организмами. Если проще, то это мера аэробного объема в среде с ограниченным кислородом, которая описывает способность среды поддерживать аэробную метаболическую активность по сравнению с активностью в состоянии покоя. Метаболический Индекс учитывает нелинейное взаимодействие между тепловым и кислородным стрессом для конкретного организма.
Чтобы проверить географическую избирательность модели вымирания, сравнили предсказания модели с пространственными реконструкциями вымирания родов из морской и геохронологической летописи ископаемых. Оказалось, что в различных таксономических группах наблюдаемая интенсивность вымирания действительно увеличивается с широтой, что соответствует предсказанной модели аэробной потери среды обитания. Сравнение модели с ископаемыми данными предполагает, что температурно-зависимая гипоксия может объяснять более половины наблюдаемой величины регионального вымирания.
Динозавров, которые кажутся нам более знакомыми, чем обитатели Пермского периода, постигла та же мрачная участь. Хотя они господствовали на планете около 200 миллионов лет, “равновесие”, в котором они находились, резко закончилось, когда массивный астероид ударил в полуостров Юкатан. Последствия были катастрофическими в глобальном масштабе. Во время Мел-палеогенового вымирания (65 миллионов лет назад) динозавры были практически полностью истреблены, многие генетические линии просто исчезли.
Идеализация природы и репродуктивные стратегии
Какие ценности воплощает в себе природа? Согласно экологическим взглядам благом является само по себе существование живых существ. Согласно другим взглядам, ценность представляет существование биоценозов, экосистем или даже просто биотопов или физических ландшафтов. Третьи считают ценностью биоразнообразие или естественную историю. В любом случае, все эти позиции находят в природе нечто самоценное.
С антропоцентрической точки зрения, природа ценна в инструментальном плане, как источник питания, научного обогащения, рекреационного и эмоционального удовлетворения и т.д. Однако это не единственные причины, по которым многие люди считают существование природы чем-то ценным. Есть много тех, кто считает, что природа является источником ценности из-за существования нечеловеческих разумных животных, которые живут счастливой жизнью. Большинство из нас догадывается, что животные страдают от погоды, голода, болезней, или что кто-то ест их живьём. Но мало кто приходит к выводу, что Природа – это мрачная юдоль страданий и скорби.
Думая о мире животных большинство представляет себе совершенно нерепрезентативных крупных животных, чаще всего теплокровных, чаще всего уже взрослые особи. Мало у кого всплывают в уме паразиты, моллюски или насекомые. Мы представляем себе гепарда мчащегося во весь опор, коалу спасшуюся из лесного пожара, антилопу гну, которую жрёт крокодил. Но кто думает о триллионах яйц, личинок, мальков? Одни заботятся о потомстве, обучают его, играют с ним, в то время как другие мечут икру на конвейер смерти в надежде выиграть количеством.
Такое кардинальное отличие в параметре благополучия животных (animal wellbeing) — упрощенно, балансе позитивных и негативных состояний — обусловлена разницей репродуктивных стратегий. Они описываются уравнением популяционной динамики Верхульста (или Logistic function), которое можно сформулировать следующим образом:
dN/dt = rN(1-N/K)
Коэффициенты, которые содержит это уравнение, объясняются ниже:
(i) t означает период времени, в течение которого рассматривается рост популяции;
(ii) N означает начальный размер популяции (то есть, N – это натуральное число, которое представляет собой количество особей, которым обладает рассматриваемая популяция в момент начала t);
(iii) r означает коэффициент воспроизводства для рассматриваемой популяции (то есть количество потомков, которое она имеет по отношению к количеству особей из предыдущих поколений); и
(iv) K представляет собой несущую способность среды обитания популяции в течение t (то есть, максимальный размер популяции, который может поддерживать среда, учитывая условия среды для выживания членов этой популяции).
Таким образом, это уравнение говорит о том, что степень роста популяции в течение определенного времени t зависит от двух факторов (помимо ее начального размера N): количества потомства, которое в среднем имеет каждое животное (что выражается r) и выживаемости, которую в среднем имеет это потомство (что определяется K).
Эти факторы определяют различные репродуктивные стратегии, которые могут использовать различные популяции животных.
Обычно выделяют две основные из них:
I. K-отбор. Некоторые животные имеют высокий уровень выживаемости среди своего потомства. Это требует вложения большого количества энергии и времени в них — т.е. в их беременность, уход за ними, их воспитание и т.д. Такая репродуктивная стратегия называется К-отбором, так как успех этой стратегии заключается в том, чтобы ее особи были максимально подготовлены к выживанию в условиях, которые выражает фактор K. Другими словами, в случае этих животных, r низкий, а K максимизируется.
II. r-отбор. Другие животные могут иметь очень высокий коэффициент воспроизводства, потому что им не нужно вкладывать много средств в выживание каждого из своих потомков. Эта репродуктивная стратегия называется r-отбором, поскольку максимизация r — это то, что определяет репродуктивный успех в этом случае, даже если K может быть чрезвычайно низким.
Масштаб нашего психологического неприятия, которое вызывает r-отбор, увеличится пропорционально степени осознания того, что подавляющее большинство чувствующих (sentient) и обладающих сознанием (conscious) – в той или иной степени – существ, которые появляются на свет, ждёт подобная участь. Этому есть две причины:
I. В каждом виде, продвергающегося r-отбору, выживает лишь ничтожное меньшинство тех, кто рождается. В среднем, в стабильных популяциях количество выживших особей в каждом поколении более или менее равно количеству особей предыдущего поколения. Остальные не выживут и, скорее всего, окажутся в ситуациях, описанных выше. Следует помнить, что чем меньше значение K в уравнении Верхульста, тем выше число жертв. Учитывая энергетические ограничения для каждого животного, собирающегося размножаться, чем выше значение r, тем ниже значение K. Более того, даже если K останется одинаковым для популяций животных с разной скоростью рождаемости, чем выше значение r, тем выше число жертв (как в абсолютном выражении, так и в пропорции к числу выживших).
Таким образом, каждый раз, когда представители r-отборных видов размножаются, огромное количество животных приговаривается к страданиям и вскоре погибает. Надо отметить, что средний размер кладки у многих видов животных может внушительным: например, лягушка-бык (Rana catesbeiana) откладывает в среднем 6 000 – 20 000 яиц, а американский омар (Homarus americanus) может отложить около 8 500 яиц. Конечно, многие из них так и не развиваются в новые организмы. Но количество яиц, из которых появляются разумные существа, все равно чрезвычайно велико. В свете этого кажется, что большинство животных предположительно обладающих сознанием, и принадлежащих к видам, которые подвергаются r-отбору, живут жизнью, в которой больше страданий, чем благополучия.
II. Большинство животных (особенно мелких) придерживаются стратегии r-отбора, общей также для всех беспозвоночных, которые являются самыми многочисленными животными на Земле. Она также широко распространена среди позвоночных, в частности, среди рыб (костных, хрящевых или бесчелюстных), земноводных и рептилий. K-отбор является довольно редким явлением, как бы услужливо не подсовывало нам сознание эти виды.
Репродуктивные стратегии не выбираются для максимизации счастья или благополучия. Единственное, что имеет значение – это успешная передача генов.
Сколько страдает треска?
Давайте попробуем на коленке подсчитать приблизительное количество страданий (негативных состояний) атлантической трески (Gadus morhua). Эти животные могут откладывать от нескольких тысяч до нескольких миллионов яиц. Предположим, что каждый раз они откладывают 2 миллиона. По оценкам, в 2007 году только в заливе Мэн насчитывалось около 33 700 тонн атлантической трески. Вес взрослой трески может достигать 25-35 кг. Если предположить, что средний вес этих животных составляет 33,7 кг, то их будет около миллиона (предложенный средний вес слишком велик, хотя, с другой стороны, для простоты допустим, что все эти животные – взрослые). Если предположить, что популяция трески остается стабильной, то в среднем только две икринки из тех, что откладывает самка трески за свою жизнь, в итоге превращаются во взрослых особей. Таким образом, в общей сложности 2 триллиона отложенных яиц не станут взрослыми. Предположим, что каждая икринка с вероятностью 0,1 может превратиться в молодую, незрелую рыбу, треску, и что существует вероятность 0,1, что трески разумны. Наконец, предположим, что в среднем они страдают всего десять секунд перед смертью. Все это чрезвычайно консервативные предположения. Тем не менее, они подразумевают, что каждый раз, когда эти животные размножаются, мы можем ожидать, что 200 миллиардов секунд страданий будут пережиты (и это только треска в заливе Мэн). Поскольку в году 31 556 926 секунд, получим 6337 7529 лет страданий. Если представить, что в среднем одна треска живёт половину от своего максимума (20 лет), и пересчитать это для средней человеческой жизни (в шесть десятилетий), то количество лет страданий составит 380 265 174. И все это для очень специфического вида в очень специфической местности.
Источник страданий
Беспозвоночные, как и позвоночные, обладают способностью обнаруживать и реагировать на раздражители, вызывающие раздражение или неприятные ощущения. Эта способность животных обнаруживать и реагировать на стимулы, которые могут нарушить их целостность, называется ноцицепцией. Способность избегать опасностей является фундаментальной адаптацией всех животных, без которой они не смогли бы выжить. В отличие от сознательного переживания боли, ноцицепция – это бессознательное обнаружение нервной системой передачи и реакции на неприятные стимулы. Другими словами, ноцицепция указывает на сенсорные аспекты неприятных ощущений, напоминающих нашу боль, не предполагая наших субъективных реакций и страданий.
К неприятным стимулам относятся изменения температуры за пределами нормального диапазона животного, контакт с вредными химическими веществами, механическое воздействие или удар электрическим током – все то, что могло бы вызвать боль у человека. В этом случае беспозвоночные реагируют отходом или бегством, чтобы уменьшить вероятность поражения вредными условиями. У большинства позвоночных специальные рецепторы, или ноцицепторы, чувствительны к неприятным или неблагоприятным стимулам и могут кодировать интенсивность стимула.
Беспозвоночные, похоже, демонстрируют ноцицептивные реакции, аналогичные тем, которые демонстрируют позвоночные. Они могут обнаруживать и реагировать на неприятные стимулы, и в некоторых случаях эти реакции могут быть изменены опиоидными веществами. Однако, по крайней мере у людей, существует различие между “регистрацией” неприятного стимула и “переживанием” боли. У людей боль “можно рассматривать как реакцию всего бодрствующего сознательного организма на неприятные стимулы, расположенные… на высших уровнях центральной нервной системы, с участием эмоциональных и других психологических компонентов”. Эксперименты на декортицированных (с удаленной корой) млекопитающих показали, что сложные, хотя и стереотипные, двигательные реакции на раздражители могут возникать при отсутствии сознания и, следовательно, боли. Таким образом, возможно, что реакции беспозвоночных на неприятные стимулы (и модификации этих реакций) могут быть простыми рефлексами, происходящими без осознания животными того, что они испытывают что-то неприятное, то есть без “страдания”, сходного с тем, что люди называют болью.
Какие доказательства могут помочь в проведении различия между ноцицептивной “отзывчивостью” и восприятием боли? У млекопитающих реакция на болевые стимулы часто не ограничивается простой рефлекторной реакцией, например, животные могут стать неподвижными, хромать или “охранять” пораженную часть тела, проявлять агрессию при приближении, уменьшать или прекращать кормление и питье, а также проявлять пониженную сексуальную активность. Животные также могут научиться в будущем избегать ситуаций, аналогичных той, в которой возникла боль. Такие реакции, хотя и не являются доказательством того, что животные испытали боль, могут указывать на то, что здесь имеет место нечто большее, чем простой ноцицептивный рефлекс. В совокупности они могут помочь животному оправиться от повреждений, вызванных болезненным событием, а также избежать причинения вреда в будущем.
Страдают ли животные так же, как люди? Скучный академический ответ заключается в том, что это зависит от обстоятельств. Очевидно, что шимпанзе гораздо чаще, чем муравьи, страдают так же, как люди, а муравьи – чаще, чем медузы. Но шимпанзе, скорее всего, не могут быть способны размышлять о собственной смертности так, как это время от времени делают люди, и соответственно страдать. Однако внутренняя сложность заключается в том, что страдание – это субъективное состояние, и ни один человек не может быть уверен, что другой в тех же обстоятельствах страдал бы так же, как он. Обычный способ уклониться от этой древней философской ловушки заключается в том, чтобы полагаться на сходство между людьми. Так, если я страдаю, когда меня обжигают, я предполагаю, что и вы будете страдать точно так же, когда вас обжигают. Несомненно, это неявное предположение большинства ветеринаров при решении вопроса о боли у животных. Если животное имеет такое же нейронное оборудование для обнаружения повреждений и обработки информации в своей центральной нервной системе, как и человек, и если оно ведет себя в ситуациях, которые люди сочтут болезненными, точно так же, как и человек, интуитивное правило гласит, что с животным следует обращаться гуманно.
Трудность в решении этой сложной проблемы возникает там же, где и вопрос о чужих чувствах. Чувствуют ли Другие (люди), в том числе животные, то есть обладают ли они сознанием (“проблема другого разума”) (the problem of other minds). Именно эта эмпирическая трудность – наряду с чрезмерной озабоченностью тем, что вас могут обвинить в наивном антропоморфизме (особенно биологи), а также столетнее господство уотсон-скиннеровского бихевиоризма в психологии (хотя в последние десятилетия оно пошло на убыль) – сделала научные исследования проблемы благополучия животных (и даже просто признание этой проблемы) столь запоздалыми.
Хотя трудно с уверенностью утверждать, что любое отдельное животное или вид способны чувствовать и, следовательно, что их благополучие является предметом морально-этической заботы, не следует эту трудность преувеличивать. Строго говоря, отсутствие стопроцентной уверенности относится и к представителям нашего вида; единственное исключение – это мы сами: у человека может быть 100% уверенность в том, что он чувствует то, что чувствует, пока он это чувствует. Это возвращает нас к декартовским размышлениям о сомнении и уверенности: “Cogito“.
Но в этом философском смысле 100% уверенности нет даже уверенности в существовании субъективных ощущений своего супруга(и). Человек человеку волк, а зомби зомби зомби. Как знать, что нас не окружают философские зомби?
Поэтому, конечно, 99,99999999% достаточно близки, чтобы на практическом уровне восприниматься как 100%. Никто из нас не беспокоится о 0,00…1% вероятности того, что наши супруги или близкие друзья на самом деле не являются чувствующими существами, а вокруг не тотальная симуляция. Практически то же самое касается чувств и, следовательно, потребностей в благополучии всех млекопитающих, если не всех позвоночных, как было установлено в области аффективной нейронауки. Если мы перейдем от виртуальной уверенности (99,9% +) к почти уверенности (95% +), то диапазон видов животных, способных чувствовать, должен быть значительно расширен, поскольку даже раки, похоже, способны испытывать тревогу.
В работе Towards welfare biology: Evolutionary economics of animal consciousness and suffering Yew-Kwang Ng определил биологию благосостояния как изучение живых существ с точки зрения их благосостояния, определяемого как чистое счастье (удовольствие минус страдание), и использовал эволюционную биологию, динамику популяций и экономику, чтобы помочь ответить на три основных вопроса биологии благосостояния:
(1) Отдельные представители каких видов способны страдать/радоваться?
(2) Является ли их уровень благосостояния положительным или отрицательным?
(3) Как можно повысить уровень их благосостояния?
Эти три вопроса – “что”, “ли” и “как” – в некоторой степени параллельны трем основным вопросам экономики: Какие, как и для кого производятся различные товары и услуги?
На первый вопрос очень трудно ответить напрямую. Ng постулирует, что вид должен быть гибкиим/пластичным, чтобы его члены были способны чувствовать. Грубо говоря, мозговые механизмы, вызывающие чувства, должны потреблять энергию. Если эти чувства не влияют на гибкий поведенческий выбор вида, они не способствуют его выживанию и репродуктивной приспособленности, а значит, не могут выдержать эволюционную конкуренцию. В эволюционном равновесии черты, которые не являются адаптивными, не сохраняются. Таким образом, поведение чувствующих видов должно быть гибким, то есть не полностью генетически жестко закрепленным. Это ограничение превращает первый вопрос о сознании (на который очень трудно ответить) в вопрос о гибком поведении (все еще трудный, но менее сложный). Чем сложнее ниша – тем более пластичный вид, тем сложнее репертуар его возможных состояний и тем выше вероятность того, что ему доступны сложные ощущения, большую часть из которых составляет преобладающая негативная феноменология (ответ на второй вопрос). А на третий вопрос ответ можно прочитать в его статье How welfare biology and commonsense may help to reduce animal suffering
Будь природа доброй, она бы сделала хотя бы ничтожную уступку, обезболивая гусениц перед тем, как их будут заживо поедать изнутри. Но природа не добра и не зла. Она ни против страданий, ни за них. Они никоим образом ее не интересуют, если это не связано с выживанием ДНК. Нетрудно, к примеру, представить себе ген, действующий на газелей перед смертоносным укусом хищника подобно транквилизатору. Станет ли естественный отбор благоприятствовать такому гену? Только в том случае, если данный акт милосердия повысит для гена шансы передаться следующему поколению. Сложно вообразить, каким образом такое было бы возможно, и потому позволительно предположить, что газели испытывают чудовищную боль и страх, перед тем как погибнуть в результате преследования — а это удел большинства из них. Общая сумма ежегодно испытываемых в природе страданий лежит за любой мыслимой гранью. Пока я пишу это предложение, тысячи животных съедаются живьем, тысячи бегут ради спасения своих жизней и визжат от ужаса, тысячи мучаются от выгрызающих им внутренности паразитов, тысячи животных всех видов умирают от голода, жажды и болезней.
Ричард Докинз
“Река, выходящая из Эдема“
В том же письме Аса Грею Дарвин пишет:
“Я глубоко чувствую, что вся эта тема слишком глубока для человеческого интеллекта. С таким же успехом собака может рассуждать об уме Ньютона. Пусть каждый человек надеется и верит в то, что он может.