Кто зажигает факелы в подземельях?* Вы не могли не задаваться этим вопросом бегая в “Принца Персии”, устраивая антигероический SIM’s в “Хранителе Подземелья” (Dungeon Keeper), шарясь по склепам любой части “Diablo”. (https://i.imgur.com/atME5yq.png) Везде узнаваемая, и под настроение даже милая сердцу, атмосфера остановившегося времени в мире без солнца и погоды. Тем, кто достаточно проникся книжным, кинематографическим или игровым фольклором на тему подземных комплексов, будет легче себе представить себе dungeon без конца и края, без проблеска света, безо всякой надежды найти выход.
* У Пелевина в “Принце Госплана” есть версия.
В своём эссе “Prisons” Олдос Хаксли упоминает серию офортов “Вымышленные тюрьмы” (Carceri d’invenzione) итальянского археолога и архитектурного визионера Джованни Баттиста Пиранези. Что проняло Хаксли в этих подземельях – абсолютная бессмысленность, царящая повсюду. Он пишет:
“Их архитектура колоссальна и величественна. Создается впечатление, что гений великих художников и труд бесчисленных рабов были вложены в создание этих памятников, каждая деталь которых совершенно бесцельна. Да, именно бесцельно: лестницы никуда не ведут, своды ничего не поддерживают, кроме собственного веса, и заключают в себе огромные пространства, которые никогда не были настоящими помещениями, а только прихожими, кладовками, тамбурами, пристройками. И все это великолепие циклопического камня повсеместно ущемлено деревянными лестницами, хлипкими трапами и помостами. И убожество это – ради убожества, поскольку все эти шаткие дороги в пространстве явно не имеют цели. Под ними, на полу, стоят огромные машины, не способные ни на что конкретное, а с арок над головой свисают канаты, не несущие ничего, кроме тошнотворного предчувствия пыток.”
В этих этой давящих своей монолитностью кафкианских пустотах, под нависающими сводами и потолками, обитают ничтожные, теряющиеся фоне архитектуры люди-тени. Пространство стиснуто, организовано, и закрепощено. Даже на офорте, где видно небо (Sculptured Frieze. Below, a Colonnade Reminiscent of St. Peter’s Square in Rome), оно исчезает во второй версии (Пиранези переделывал все шестнадцать офортов), скрытое ещё большим количеством арок и стен.
Метафизические тюрьмы духа воспринимаются и увековечиваются в фольклоре в соответствии с временем их породившим. По мнению Хаксли, Пиранези удалось запечатлеть атмосферу абсолютной, вечно актуальной тюрьмы одиночества, бессмысленности и беспросветной замкнутости:
“Физиологически каждый человек всегда одинок, страдает в одиночестве, наслаждается в одиночестве, не способен участвовать в жизненных процессах своих собратьев. Но этот остров-организм, несмотря на свою самодостаточность, никогда не бывает самодостаточным. Каждое живое одиночество зависит от других живых одиночеств и, что еще более существенно, от океана бытия, из которого оно поднимает свой маленький риф индивидуальности. Осознание этого парадокса одиночества среди зависимости, изоляции, сопровождаемой недостаточностью, является одной из главных причин растерянности, акедии и тревоги. И в свою очередь, конечно же, растерянность, акедия и тревога усиливают чувство одиночества и делают парадокс человека еще более трагичным. Обитатели пиранезиевских тюрем – безнадежные зрители этой пышности миров, этой боли рождения, этого великолепия без смысла, этого непонятного страдания без конца, которое человек не в силах ни понять, ни вынести.”
По теме:
Acedia: демон полуденный, восьмой грех
