Ментальная география имперского мышления посессивна, “быть” посредством “иметь”. Монументальность времени застывшего в мраморе позволяет мимолётному существу грезить о бессмертии. Ах, Рим, ах, Питер, ах цезари, ах статуи, ах, величие… Привет, женские архетипы. Одна родила, другая качала на волнах любви, третья не выбрала, музы, грации, парки, мойры, а последняя костлявая.
Империя, как и тюрьма, она в голове. В “Чапаеве и Пустоте” Пелевина есть фрагмент диалога о боге с мигалками для чалящихся при жизни в застенках разума. Из подворотни в Париж попасть можно, а все равно проколоться на заказе двух пидарасов и ведра чифиря.
Sovereignty is exercised within the borders of a territory, discipline is exercised on the bodies of individuals, and security is exercised over a whole population.
Michel Foucault
“Security, Territory, Population”
Брошенный некогда вполне заслуженно обожаемой Мариной Басмановой Иосиф Бродский плюёт ей в спину жалким стихотворением без названия “…Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером”. Прочтите этот пасквиль оставленного мужчины потерявшего в пылу эмоций остатки благоговения поэта любившего женщину до дрожи.
28 февраля 1994 года выступая с чтением стихов в нью-йоркском Куинс Колледже, Бродский прочитал написанное в 1992 году стихотворение “На независимость Украины”, которое нигде не публиковалось и в печатном виде появилось после стенограммы. Нобелевский лауреат переходит на тюремное арго, кроет площадной руганью и лингвистически ставит раком украинцев предательски бросивших… кого?
“…пасынок державы дикой с разбитой мордой, другой, не менее великой приемыш гордый” осуждённый советским союзом Бродский, находясь в Америке, поносит отколовшихся от империи украинцев как любимую, которая оставила его.
На фотографии из архива Людмилы Яковлевны Штерн Бродскbq в 1993 году сидит у себя дома на кухне в футболке с гербом СССР. Тут вспоминается “Соло на Ундервуде” Довлатова про “мента за решёткой” и тот же Пелевин. Можно стать нобелевским лауреатом, грезить о римской и российской империях, но остаться навечно брошенной обиженкой за решёткой невидимой тюрьмы и зияющей дырой размером с империю в душе.