Страдание: сознательный опыт, Я-Модель, негативная валентность и транспарентность (Часть 2)

Часть 1 | Часть 3

Это вторая из трёх частей адаптированного авторского перевода эссе Томаса Метцингера “Suffering”.

Страдание

Нам не хватает всеобъемлющей теории осознанного страдания. Одной из ключевых задач является концептуально убедительная и эмпирически правдоподобная модель этого очень специфического класса феноменальных состояний: тех, которые мы не хотим испытывать, если у нас есть выбор, тех состояний сознания, которые народная или же фолк-психология описывает как “страдание”. Нам нужна общая структура для философии сознания и эмпирических исследований, которая позволяет постоянно уточнять и обновлять ее. На абстрактном концептуальном уровне хорошо бы начать с предложения двух феноменологических характеристик, которые могут служить маркерами этого класса: потеря контроля и дезинтеграция самости (либо на “ментальном”, либо на “телесном” уровне репрезентативного содержания). Это имеет смысл, потому что, во-первых, феноменальная Я-модель (Phenomenal Self Model, PSM) является именно инструментом глобального самоконтроля, а во-вторых, она постоянно сигнализирует самому организму о текущем статусе органической целостности. Если Я-модель неожиданно распадается, то это, как правило, является признаком того, что и сам биологический организм находится в большой опасности потери целостности. Кроме того, многие формы страдания могут быть описаны как потеря автономии: телесные заболевания и нарушения обычно приводят к снижению потенциала глобального самоконтроля на уровне телесных действий; переживаемая боль может быть описана как сужение пространства того, что называется аттенциональной агентностью (Attentional Agency, AA), сопровождаемое потерей аттенционального самоконтроля. Это объясняется тем, что боль имеет тенденцию фиксировать внимание на самом болезненном, негативно оцениваемом телесном состоянии. Всем известно это состояние, когда все внимание и весь разум сосредоточены в том месте, где сильно болит.

Небольшое терминологическое отступление, чтобы прояснить важные моменты. Представьте себе свой луч внимания как пятно света от фонарика в темной комнате. Attentional Agency – это ваша субъектность на уровне контроля за фокусом своего внимания. Вы властны над тем, что попадает в него и можете перенаправлять свое внимание. А Cognitive Agency (СA) – это более сложная форма вашей субъектности на уровне высокоуровневой, квазисимволической обработки информации. Вы властны над содержанием вашего ума, то есть вы можете контролировать контент попадающий на конвейерную ленту ваших когниций. Хочу думать вот ту мысль, занять свое мышление вот этой проблемой, интроспективно вглядеться в эти ощущения. А вот те мысли, которые сами на эту конвейерную ленту падают, и концепции которые без спроса ко мне в голову лезут, я думать и осмысливать не хочу и не буду. 

Существует множество примеров, когда психологическое страдание выражается в потере когнитивного контроля, например, в депрессивном руминировании, невротической чувствительности к угрозе и блуждании ума; аналогично, при бессоннице людей мучают навязчивые мысли, чувства сожаления, стыда и вины, в то время как они страдают от дисфункциональных форм когнитивного контроля. 

Очевидно, что эмпирически обоснованная, философски последовательная теория страдания будет иметь большое значение для прикладной этики, разработки политики и теории права. Мы не будем представлять здесь такую теорию, но набросаем четыре необходимых условия для понятия “страдание” в качестве рабочей концепции.

Условие С: сознательный опыт (conscious experience)

“Страдание” – это феноменологическое понятие. Страдать могут только существа с сознательным опытом. Зомби, человеческие существа, находящиеся в глубоком сне без сновидений, в глубокой коме или под наркозом, не страдают, так же как не могут страдать теоретические условные личности или нерожденные человеческие существа, которые еще не появились на свет. Роботы или другие искусственные существа могут страдать, только если они способны иметь феноменальные состояния. У нас еще нет теории сознания, но мы уже знаем достаточно, чтобы прийти к поразительно большому количеству практических выводов в этике животных и машин.

Условие PSM: Феноменальная Я-модель (Phenomenal Self Model)

Наиболее важной феноменологической характеристикой страдания является “чувство обладания” (sense of ownership), непередаваемое субъективное переживание того, что именно я страдаю в данный момент, что это мое собственное страдание, которое я переживаю. Первого условия наличия сознательного опыта) недостаточно, поскольку система должна быть способна приписать страдание самой себе. Страдание предполагает самосознание. Поэтому нам необходимо добавить условие наличия сознательной Я-модели: только те сознательные системы, которые обладают Я-моделью, способны страдать, поскольку только они, посредством процесса функциональной и репрезентативной интеграции определенных негативных состояний в свою Я-модель, могут присвоить репрезентативное содержание определенных внутренних состояний на уровне феноменологии. Простыми словами – только если у вашего тела есть эта сложная адаптивная модель себя, которая может соотнести сигналы от страдающего тела с собой, только тогда появляется сознательно переживаемое страдание. Появляется тот, кто страдает. Только системы с Я-моделью могут генерировать феноменальное качество обладания, и это качество является еще одним необходимым условием для появления феноменального страдания.

Концептуально, суть страдания заключается в том, что сознательная система вынуждена идентифицироваться с состоянием негативной валентности и не может разорвать эту идентификацию или функционально отделиться от данного репрезентативного содержания. Конечно, страдание имеет множество различных слоев и феноменологических аспектов. Но именно феноменология идентификации является центральной для теоретических, а также этических и правовых контекстов. То, с чем система хочет покончить, переживается как состояние самой себя, состояние, содержание которого не может быть успешно интегрировано и которое ограничивает ее автономию, поскольку она не может эффективно дистанцироваться от него. От чего она не может дистанцироваться, так это от внутренней репрезентации потери контроля и функциональной согласованности, ситуации нарастающей неопределенности. Не пугайтесь непривычных слов, все не так сложно.

Если понять этот момент, то становится ясно, почему “изобретение” сознательного страдания в процессе биологической эволюции на этой планете было таким чрезвычайно эффективным. Оно поддерживает активную минимизацию неопределенности, поднимая ее на функциональный уровень глобальной доступности и одновременно связывая ее с индивидуальной перспективой первого лица. Страдание – это новая причинная сила, потому что оно мотивирует организмы и постоянно двигает их вперед. В то же время, и опять же только метафорически, если бы изобретателем сознательного страдания был человек (как “злая мачеха” из нашего вводного мысленного эксперимента из первой части подкаста), мы могли бы описать общий процесс как чрезвычайно жестокий. Выше определенного уровня сложности эволюция постоянно воплощает в жизнь огромное количество фрустрированных преференций; она принесла расширяющийся и постоянно постоянно углубляющийся океан сознательно переживаемых страданий в область физической вселенной, где до этого не существовало ничего сопоставимого. Цитируя пелевинского “Бэтман Аполло” “Ничего на самом деле нет, но все невыразимо страдает.”

Очевидно, что феноменология обладания недостаточна для страдания. Мы все можем легко представить себе самосознающих существ, которые не страдают. Однако если мы принимаем обязательство минимизировать риски в ситуациях эпистемической неопределенности, если мы принимаем традиционные этические принципы или юридические обязанности, требующие всегда “соблюдать осторожность”, то второе условие становится максимально релевантным: мы должны рассматривать каждую репрезентационную систему (то есть ту, которая воспринимает мир репрезентируя его), способную активировать Я-модель, какой бы рудиментарной она ни была, как моральный объект, поскольку она в принципе может владеть своим страданием на уровне субъективного опыта. Я есть, Я есть это или то, и я страдаю, это мои ощущения и мое состояние. Диспозиция, соответствующий функциональный потенциал уже создан: именно феноменальное свойство “моейности” (mineness), сознательно переживаемое, непосредственное ощущение обладания, имеет значение для этических целей. Без феноменального обладания страдание невозможно. Не бывает ничейного страдания. У него всегда есть субъект. 

Условие NV: негативная валентность (negative valence)

Страдание возникает в результате того, что состояния, представляющие отрицательную ценность (negative value), интегрируются в Я-модель данной системы. На этом этапе нарушенные преференции становятся нарушенными субъективными предпочтениями – сознательным представлением того, что собственные преференции были нарушены (или будут нарушены в будущем). Это не означает, что сама система должна иметь полное представление о том, чем на самом деле являются эти предпочтения (с точки зрения когнитивных, концептуальных или лингвистических компетенций): достаточно того, что она не хочет проходить через этот нынешний сознательный опыт, она хочет, чтобы он закончился. Мы можем не до конца или не точно представлять себе, чего мы хотим и что нам нужно, но с тем, чего мы НЕ хотим, и что нам НЕ нужно зачастую все куда более очевидно. 

Феноменология страдания имеет множество различных аспектов. Приведем еще один пример: искусственное страдание в сознательных машинах может сильно отличаться от человеческого страдания. Можно также предположить, что, скажем, некий бостромианский “сверхинтеллект” может представлять отрицательные ожидаемые полезности (expected negative utility) и фрустрированные предпочтения во внутренних формах феноменальности, которые вообще не предполагают сознательного страдания. Могут существовать совершенно рациональные искусственные агенты, не проявляющие ни биологически обоснованного “экзистенциального искажения”, ни каких-либо других человеческих когнитивных искажений, которые являются результатом миллионов лет, в течение которых эволюция формировала Я-модели наших предков. Но если они страдали, повреждения их физического оборудования могли быть представлены в форматах внутренних данных, совершенно чуждых человеческому мозгу – например, генерируя субъективно переживаемый, качественный профиль или воплощенные состояния боли, которые биологические системы, подобные нашей, не могут эмулировать или даже смутно представить. Феноменальный характер, сопутствующий высокоуровневому познанию, может выходить за рамки человеческих способностей к сопереживанию и пониманию, например, через интеллектуальное прозрение фрустрации собственных предпочтений или неуважения к своим создателям – возможно, даже через понимание абсурдности собственного существования в качестве самосознающей машины, простого товара или исследовательского инструмента, используемого этически неполноценной биосистемой. В смысле, человеком.

Условие Т: транспарентность (transparency)

“Транспарентность” или прозрачность – это не только визуальная метафора, но и техническое понятие в философии, которое имеет множество различных применений. Мы рассматриваем исключительно “феноменальную транспарентность”, свойство, которым обладают некоторые сознательные, но не бессознательные состояния. Транспарентные феноменальные состояния заставляют их репрезентативное содержание выглядеть как безоговорочно реальное, как нечто, в существовании чего вы не можете сомневаться. Говоря более точно, вы, конечно, можете когнитивно сомневаться в его существовании, но согласно субъективному опыту это феноменальное содержание – ужас боли, тот факт, что это ваша собственная боль – не является чем-то, от чего вы можете отстраниться. Феноменология транспарентности – это феноменология прямого реализма, а в области саморепрезентации она создает феноменологию идентификации, обсуждаемую в связи со вторым условием (Условием PSM или Я-модели).

Феноменальная транспарентность означает, что нечто конкретное недоступно субъективному опыту, а именно репрезентативный характер содержания сознательного опыта. Вы смотрите сквозь окно и видите то, что за ним. Но вы не видите самого окна (если стекло, конечно, не треснуло и не загажено). Это относится ко всем сенсорным модальностям (как мы, к примеру, не наблюдаем никакого рассинхрона между движением губ и лицевых мышц собеседника и его словами, которые звучат у нас в голове) в нашей интегрированной феноменальной модели мира в целом – но также и к большим частям нашей самомодели. Сами инструменты репрезентации больше не могут быть представлены как таковые, и поэтому система, производящая опыт, по концептуальной необходимости запутывается в иллюзии эпистемической непосредственности, наивной форме реализма. Это происходит потому, что, по необходимости, она теперь должна переживать себя как находящуюся в непосредственном контакте с текущим содержанием своего собственного сознания. Что именно система не может пережить? То, что недоступно сознательному опыту, является простым фактом того, что этот опыт происходит в среде. Поэтому прозрачность феноменального содержания приводит к еще одной характеристике сознательного опыта, а именно к субъективному впечатлению непосредственности. Мы все не просто наивно полагаем, но субъективно ощущаем себя находящимися в непосредственном контакте с реальностью. Очевидно, что это функциональное свойство не ограничивается биологическими нервными системами; оно может быть реализовано в биологических системах; оно также может быть реализовано в продвинутых роботах или сознательных машинах. В частности, оно не имеет ничего общего с тем, чтобы придерживаться определенной “веры” или придерживаться определенной философской позиции; можно предположить, что многие простые животные на нашей планете, которые обладают сознанием, но не способные говорить или иметь высокоуровневые, символические мысли, имеют транспарентные феноменальные состояния – точно так же, как первые, простые, постбиотические субъекты опыта в будущем.

Это также может дать нам более глубокое понимание того, чем на самом деле является процесс сознательного опыта. Быть сознательным – значит действовать в рамках единой ментальной онтологии, состоящей из интегрированного набора предположений о том, какие сущности имеют место быть, простите за тавтологию русского языка. Системы, оперирующие единой прозрачной моделью мира, впервые живут в реальности, за пределы которой они не могут выйти. На функциональном уровне они становятся реалистами. Опять же, это не означает, что они должны обладать или даже быть в состоянии сформировать определенные убеждения или использовать явные структуры символов в коммуникации. Это означает лишь то, что имплицитное предположение о реальном присутствии мира становится каузально эффективным, поскольку, как могли бы сказать философы, неинтенциональные свойства их собственных внутренних репрезентаций не являются интроспективно доступными для них – они обязательно переживают себя как находящиеся в непосредственном контакте с их содержанием. Это также верно и для сознательной модели себя. Прозрачная Я-модель добавляет в онтологию системы новый метафизический примитив, новый вид сущности: “Я”.

Конечно, все четыре условия, указанные здесь, необходимы, но для понимания очень специфической феноменологии, выраженной в таких самоотчетах, как “Я уверен, что я существую, и я идентичен этому!”, соединение PSM-условия и T-условия является центральным. Транспарентная модель мира позволяет системе рассматривать информацию как фактическую, как необратимо вытекающую из реального мира; прозрачная модель себя создает картезианскую феноменологию уверенности в собственном существовании. Любой робот, действующий в рамках феноменально прозрачной модели тела, будет идентифицировать себя с содержанием этой модели и, следовательно, с любым негативно оцениваемым состоянием, которое может быть интегрировано в нее.

На данном этапе наша рабочая концепция страдания состоит из четырех необходимых компонентов: 

• C-условия,
• PSM-условия,
• NV-условия и
• T-условия.

Учитывая нашу нынешнюю ситуацию эпистемической неопределенности, любая система, удовлетворяющая всем этим концептуальным ограничениям, должна рассматриваться как объект этического подхода. По определению, любая система, будь то биологическая, искусственная или постбиотическая, не удовлетворяющая хотя бы одному из этих необходимых условий, не способна страдать. В данном случае основной задачей будущих исследований является развитие этой первой рабочей концепции в более полную, эмпирически проверяемую теорию страдания. Чтобы быть полезной для этики человека и животных, для этики роботов и законодательства о роботах, такая теория должна обладать необходимой степенью абстракции. Мы хотим, чтобы она давала независимые от “аппаратного обеспечения” критерии демаркации (hardware-independent demarcation criteria). В идеале такие критерии позволят нам игнорировать все конкретные детали реализации, случайно характеризующие соответствующий класс биологических организмов на нашей планете, потому что нам нужно решить, страдает ли данная искусственная система в данный момент, обладает ли она способностью страдать, или же этот тип системы, вероятно, разовьет в себе способность страдать в будущем.

На пути к более универсальной теории страдания второй центральной проблемой является “проблема метрики”: если, скажем, для целей доказательного, рационального подхода к прикладной этике мы хотим разработать эмпирически обоснованную, поддающуюся количественной оценке теорию страдания, то нам необходимо знать, каковы на самом деле феноменальные примитивы в соответствующей области. Мы должны определить мельчайшие единицы сознательного страдания. Какой именно феноменологический уровень детализации обладает объяснительной значимостью (с научной точки зрения) и какой уровень детализации имеет максимальную практическую значимость (например, с точки зрения прикладной этики)? Если мы придерживаемся исходного предположения, сделанного в начале, утверждая, что наименьшей единицей сознательного опыта является один “эмпирический момент”, то мы приходим к положительному выводу: наименьшей единицей сознательного страдания является “феноменально прозрачный, негативно оцениваемый момент самомоделирования”. Возможно, такие моменты негативной самомодели (negative self-model moments, (NSMs) являются феноменальными примитивами, составляющими каждый эпизод страдания, и частота их возникновения является тем эмпирически обнаруживаемым количество, которое мы хотим свести к минимуму.

Вам понравилось? Поддержите проект!