Почему жертвами террористически актов зачастую становятся соплеменники террористов? Почему иранский парламент проголосовал за казнь арестованных протестующих? Почему в россии, которая вместо трёхдневного триумфа завязла в Украине и проигрывает войну во всех плоскостях, ожесточается конкуренция за “право быть русским”, поиск предателей и условных “вероотступников”? На мой взгляд, общая социальная механика здесь объясняется коалиционной психологией, о которой я прочитал в книге Паскаля Буайе “Объясняя религию”.
Речь идёт о том, что Буайе модифицирует и дополняет имеющееся на сегодняшний день объяснение природы фундаменталистского насилия. Согласно ему, современный мир с резким культурным расслоением, множеством мировоззрений с другими богами, другим образом жизни, другими обрядами, порождает религиозно-культурную конкуренцию, которая принимает особенно острую форму в в странах третьего мира, испытывающих мощное постколониальное влияние Запада. По этой версии, фундаменталисты хотят вернуться к прошлому (по большой части мифическому), когда безусловными считались местные ценности и устои и никто даже не подозревал о возможности другого образа жизни (курсивом – цитата из книги).
Из коалиции вход – рубль, выход – два
Рассмотрите религию сквозь коалиционную оптику. У вас есть группа людей объединенная доктриной. Часть группы заинтересована в сохранении ее статус-кво и определенном образе функционирования всех её членов. Отвлекитесь на минуту и представьте себе взвод солдат. Подумайте, что делает из них сплоченную группу людей готовых пожертвовать собой ради товарища? Что обусловливает их доверие друг-другу? Какова гарантия, что напарники вас не бросят в критической ситуации? Ломается там, где тонко. Дезертирство – это победа сиюминутной выгоды над лояльностью, доверием и коалиционной солидарности. В армии жестокие испытания и ритуалы подымают цену дезертирства. Возможный трибунал, тюрьма или казнь за дезертирство в бою порой достаточно абстрактны, а жестокое обращение внутри коллектива – это наглядная реальность. И направлено оно не на жертву, а на всю остальную группу. Солдатам рискующим своей жизнью хочется иметь какие-то гарантии поддержки со стороны группы, и здесь частично ритуализированное насилие – имплицитная (скрытая) демонстрация высокой цены дезертирства. Semper fidelis, всегда верен.
Модификация Буайе заключается в дополнении “реакции на современность” как объяснения, коалиционной подоплекой.
Кратко его четыре тезиса на этот счёт:
- Фундаменталистские группировки крайне озабочены контролем общественного поведения: кому, что и как делать, жить, одеваться, отправлять ритуалы.
- Они также являются сторонниками публичных и зрелищных наказаний, чтобы сообщение (уклонение или дезертирство дорого вам обойдется) целевой аудитории (потенциальным вероотступникам) было наглядным, эффективным и убеждающим.
- Фундаменталистское насилие чаще всего направлено на представителей своего же культурно-религиозного сообщества: лидеры тиранят рядовых членов группы, истовые приверженцы – менее лояльных, мужчины – женщин. Теперь это не кажется парадоксальным, ведь цель – контроль членов своей группы.
- И на десерт самое интересное – очень часто мишенью фундаменталистских атак становится местная форма модернизированной религии. Ваше христианство слишком либерально, ваш ислам слишком светский, ваш иудаизм недостаточно глубок.
Фундаментализм, согласно мнению Буайе, не политический акт, и не крайнее проявление религии. Это попытка сохранить определенную иерархию, основанную на коалиции, когда перед ней маячит призрак безнаказанного, а значит, явно возможного отступничества.
