То, что является общим для наибольшего числа людей, получает наименьшее внимание. Люди больше всего внимания уделяют тому, что принадлежит им: они меньше заботятся о том, что является общим.
Аристотель
Представьте, что мы с вами – жители одной деревни. Через пару дней большой праздник, накроем столы, усядемся вместе и будем пир-пировать, а потом танцевать до упаду. Отрыв, братание, гужбан-черешня. Но так как с централизованным выносом ликёро-водочного не срослось, то алкогольный фонд будет чисто народным – с каждого дома по ведру водки. Наберём большую бочку, чтобы на всё село хватило, и гуляй, рванина, ебашь, рви душу.
И тут кому-то в голову, сидя дома при свете лучины, приходит хитрая мысль, что никто в бочке водки не заметит ведра воды, правда ведь? И таких “умных” – вся деревня. Дальше можете сами додумать.
Более каноничная иллюстрация ситуации заключается в общем пастбище для скота. У каждого есть корова, которую он выводит пастись. Травка зеленеет, солнышко блестит, брейгелевская идиллия сельского края. Пока кому-то в голову не приходит мысль, что одной коровы маловато. А у соседа вообще три. Пастбище общее, читай “ничейное”. Никто ничего никому ограничивать не в праве. Я, мне, моё, хочу. Трава закончилась, корову можно под нож.
В этом и заключается трагедия. Каждый человек заперт в системе, которая заставляет его неограниченно увеличивать свое стадо – в мире, который ограничен. Разрушение – это цель, к которой устремляются все люди, каждый из которых преследует свои собственные интересы в обществе, верящем в свободу общего пользования.
Гаррет Хардин, “Трагедия общин”
Как метафору, трагедию общества не следует воспринимать слишком буквально. “Трагедия” – не в общепринятом или театральном смысле этого слова и не осуждение процессов, которые к ней приводят. Аналогичным образом, использование Хардином слова “общины” часто понималось неправильно, что привело к тому, что позже он заметил, что ему следовало бы озаглавить свою работу “Трагедия нерегулируемых общин”. Сама статья Хардина вышедшая в 1968 году ознаменовала собой принятие широкой общественностью термина “commons”, для обозначения общих ресурсов (shared resources).
Элинор Остром, политэкономист и первая в мире женщина получившая Нобелевскую премию в области экономики, считала, что трагедия общин не так распространена и не так трудноразрешима, как утверждал Хардин. И доказывала это на примерах локальных общин, чьи жители часто сами придумывали способы решения этой проблем: фермеры в Швейцарских Альпах, кочевые скотоводы Африки и Ближнего востока или Автономные Муниципалитеты Сапатистов Чьяпас. Экономические и социальные структуры предлагаемые Остром в качестве альтернативы существующим, основаны на идеях анархизма, либертарианства и экологического социализма. А проклятые капиталисты предлагают в качестве решения “ничейности” приватизацию, которая, как известно, заканчивается “проклятием ресурсов” – у вас есть нефть, ископаемые, древесина, whatever? Мы идём к вам! Договоримся с вашим правительством, занесём чемодан денег, и будем ваш ресурс добывать. А если мы и есть ваше правительство, то тем хуже для вас, ахах сучки.
Весь ужас ситуации в том, что глобальная экосистема – это те самые, простите за антропоцентричный эгоизм, общие ресурсы. Атмосфера, биосфера, геосфера – ничто из этого не бесконечно. Мы либо расходуем, либо портим общий ресурс. И нас всё больше.
Нефть, которая в недрах — она наша. А та, которая разлилась в результате проёба или бедствия — ничейная. Антарктический ледяной щит — он общечеловеческий. Как озоновый слой и биоразнообразие. То есть, ничейный. Как и уровень мирового океана.
И пока мы ищем адекватное решение трагедии общин, недра истощаются, биоразнообразие на пороге шестого, Голоценового вымирания, а уровень мирового океана неумолимо подымается.
Вы подметаете свою лестничную площадку?
