Представьте, что вас похитили. Очевидно, что избитая киношная фраза “отпусти меня, я ничего никому не скажу” даже звучит глупо. Какой тут может быть, хотя бы теоретический месседж или аргумент, который поможет жертве убедить похитителя? У Томаса Шеллинга была на этот счёт идея. Но о ней чуть позже.
В книге Codes of the Underworld рассматривается прелюбопытнейшая тема коммуникации среди людей оперирующих за гранью закона. Нам, простым смертным, приходится думать, подбирать слова и контролировать эмоции, чтобы понять или донести свою мысль до близких, коллег, начальство, заказчиков, чиновников, продавцов, менеджеров. В криминальном мире ставки куда выше, и в случае неудачной коммуникации вам грозит серьезный репутационный ущерб, тюремное заключений или даже летальный исход.
Коммуникация – это больше, чем простая передача лингвистических сигналов (бля, ну и погодка). Многие акты коммуникации предельно инструментальны, их цель – заставить получателя отреагировать на новую информацию и повести себя иначе, чем он повел бы себя в противном случае. Иногда это может быть вызвано альтруистическими мотивами (Куда ты лезешь на красный свет, идиотка?!). В других случаях изменение убеждений других людей отвечает нашим собственным интересам. Мы убеждаем других, что заслуживаем доверия, чтобы с нами имели дело, или запугиваем, чтобы нас не обманули или не атаковали. Одних слов может быть недостаточно, коммуникация должна включать и передачу убедительных неязыковых доказательств правдивости своих утверждений, особенно когда человек заинтересован в искажении информации.
Сигналы – это основа целенаправленной коммуникации. Под ними подразумеваются любые наблюдаемые характеристики агента, которые намеренно демонстрируются с целью изменения вероятности, которую получатель приписывает определенному положению дел или “событию”. Этим событием может быть что угодно. И “особенности” агента, составляющие сигнал, тоже могут быть любыми: они включают части или аспекты его тела, его поведение и его принадлежности. Знаки (signs) отличаются от сигналов. Это может быть что угодно в окружающей среде, что может быть воспринято и что, будучи воспринятым, изменяет наши убеждения о чем-то или о ком-то. Они не требуют целенаправленного агента. Знаки также являются “спящими” или потенциальными сигналами, или же исходным материалом для сигналов. Знак обычно становится сигналом, когда сигнализирующий предпринимает шаги для его демонстрации. Само наличие знака совсем не означает, что он будет обнаружен и распознан. Татуировка, шрам или символика скрытые под одеждой, переполненные столики в ресторане за закрытыми шторами – наглядный тому пример.
Доверие: дорогостоящие сигналы и ограничения
Преступающие закон сталкиваются с двумя основными коммуникативными проблемами:
- Ложнонегативная ошибка (false negative mistake) – упустить возможность распознать/получить сигнал от “своих”;
- Ложнопозитивная ошибка (false positive) – неправильно интерпретировать сигнал и принять “чужого” за “своего”.
К сложным проблемам – комплексный подход. Заработать доверие можно двумя способами: дорогостоящими сигналами (costly signals) и наложением на себя ограничений. Обратите внимание, что у криминальных элементов есть свои места, где они трутся (selective environments), будь это стремноватый райчик или облюбованный барчик. Случайно в таком месте окажется либо дурак, либо… коп. Доверять – это дорого и опасно. В криминальной среде цена доверия удесятеряется. Есть целая система рекомендаций\обнюхиваний (referrals) – кого ты знаешь, кто знает тебя, кто может за тебя поручиться. Тюремный срок в резюме – это если не “клеймо качества”, то очень действенный способ не только понять, по какую сторону закона находится человек, но и основательно его проверить (где, когда, с кем мотал срок). Это так называемый hard-to-fake сигнал – даже если вы агент под прикрытием с тщательно продуманной, почти идеальной легендой, вас спалят на вопросе об именах охранников, расположении камер или подобной узкоспециализированной информации. Ну а самый действенный и дорогостоящий (costly) сигнал, которым проверяется незнакомец – это, собственно, правонарушение. Если раньше это могло быть принуждение к употреблению наркотиков или мелкому преступлению, то по мере того, как внедренным агентам расширили рамки полномочий (если под угрозой ваша “легенда” и жизнь, то нюхайте с бандосами кокс и угоняйте машины, только не попадитесь), ставки выросли. Во “внутренний круг” пускают после того, как вы “сделали свои кости” (make your bones) – убили указанную жертву в качестве подтверждения истинности своих намерений. В экстремальных случаях это может быть даже ваш родственник.
Небольшая ремарка: Погрузиться в тему можно благодаря книге Donnie Brasco: My Undercover Life in the Mafia написанной американским агентом ФБР, внедрившимся под именем Донни Браско в две из пяти семей мафии в Нью-Йорке, Бонанна и коломбо. Собранные Пистоне доказательства привели к более чем 200 обвинительным заключениям и более чем 100 приговорам членам мафии, а некоторые ответственные за его проникновение были также убиты другими мафиози. Ну или можно отделаться просмотром одноименного фильма с Аль Пачино, Джонни Деппом и Майклом Мэдсеном – кино 1997 года, все молодые, красивые, и снято прилично.
Ограничения – это ненасильственный способ заработать доверие (в этом плане английский язык несравнимо лучше, так как в нём доверие “выстраивается” – to build trust) К ним можно отнести нескрываемые татуировки, некомпетентность (и какистократию, как частный случай), незаинтересованность, и информацию в качестве заложника. Если с татуировками всё достаточно очевидно, то три других феномена стоит развернуть.
Trust-inducing incompetence – это про тупого гангстера и умного босса. “Я ничего кроме этого не умею”. Это про рэкетира, который приходит отжимать у вас оброк и утешает “Да не ссы ты, не отберу я твой бизнес, я в этом ничего не понимаю. Стряхни кэш и торгуй себе дальше”. Это убогие чиновники и вопиюще непрофессиональные бюджетники – какистократия, власть худших (вот публикация на эту тему). Некомпетентность сигнализирует о безальтернативной зависимости – будь у сигнализирующего опции получше, его бы тут не было, он бы этого не делал, и в такой ситуации не оказался. Следовательно, ему можно доверять.
Незаинтересованность тоже сигнализирует о нежелании или неспособности злоупотребить доверием. Мафиози, кто чтит традиции, достаточно семейные (изменил жене – обманешь партнера) и предпочитают репутацию деньгами. Последнее характерно для стоящих за гранью закона во многих уголках мира. Гордому и принципиальному легче доверять, чем жадному и падкому на мирские искушения. Сюда же можно отнести и целибат священников – hard-to-fake сигнал, что ему можно доверять ваши тайны, настолько он незаинтересован в мирской суете. Аристократы, выполнявшие в своих общинах функции, аналогичные священникам и мафиози, поддерживали свою легитимность, ограничиваясь праздными занятиями, расточительным величием или благотворительной деятельностью. Таким образом они демонстрировали свою отстраненность от мелких семейных или финансовых дел простых людей, в которые они вмешивались. Любая корыстная заинтересованность в бизнесе своих протеже поставила бы под угрозу их авторитет как посредников и разрешителей споров. А когда этих качеств было недостаточно, священники и аристократы, независимо от их личных склонностей, не допускались к мирским профессиям в соответствии с кодексами и конвенциями своей группы.
Информация в качестве заложника – это тот самый теоретический способ, который придумал Шеллинг для ситуации с похищением. Компромат, который вы вручаете заинтересованному лицу собственноручно. В качестве примера можно привести случай с w0nderland Club – интернет-тусовкой педофилов, которую накрыли в сентябре 1998 года в ходе операции Cathedral. Для того чтобы вступить в организацию, потенциальный член должен был обладать не менее чем десятью тысячами фотографий и быть готовым поделиться ими со всеми остальными членами. Фотографии отбирались компьютерной программой (обратите ещё раз внимание на год, это вам не современное распознавание картинок!), которая проверяла, отличаются ли они друг от друга и не переработаны ли из других источников, уже имеющихся в наличии. Плюс к этому они встречались очно, а участники были из 13 стран, что укрепляло круговую поруку. Ты знаешь про меня, я знаю про тебя, он знает про нас, а мы про него. Все в одной лодке. В ситуации же с гипотетическим похищением, это должна быть информация, которая ставит вас в крайне уязвимое положение и даёт владеющему ей мощный рычаг влияния. В фильме “Аллигатор-альбинос ” Джанет, одна из заложниц, соглашается застрелить другого заложника, чтобы не быть убитой вместе с сыном, которые забаррикадировались в ее баре. Когда прибывает полиция, она держит рот на замке и позволяет единственному выжившему злодею выдать себя за заложника.
Насилие как сигнал
Зачем существует иерархия? Самый простой и почти биологический ответ – чтобы не выяснять каждый раз как будут распределяться ресурсы и кто кому чего как. Возьмите одно из самых жутких мест человеческой цивилизации – тюрьму. Тут царит закон джунглей и право сильного. Как устанавливается иерархия? В большинстве случаев, насилием. Если у человека попавшего в тюрьму нет соответствующего реноме, ему придется демонстрировать окружающим каков его “капитал насилия” (violence capital). Причем в этом заинтересованы все окружающие, потому что им нужна информация о статусе новоприбывшего. Почему в тюрьмах, где люди сидят долгие годы и меньше текучка – меньше насилия? Там уже устаканилась иерархия, и нет нужды в дорогостоящих разборках (рисковать увечьями понапрасну желающих мало), если не намечается смена позиций. И наоборот, в местах лишения свободы, где социум регулярно перетасовывается, не возникает более-менее стабильной иерархии – всё время приходится выяснять, кто сильнее, кто опаснее, кто более жестокий. В случаях, когда тюремные структуры изолированы друг от друга (информация о статусе и способностях хуже циркулирует) или перемещения заключенных происходят слишком часто и не дают сложится какому-то порядку, то получается воистину гоббсовский ландшафт.
Инструментальным насилием может быть даже целенаправленное членовредительство (deliberate self-harm). Адресованное персоналу тюрьмы оно служит сигналом о помощи, адресованное другим заключенным оно транслирует способность переносить боль, готовность к увечьям и некоторую непредсказуемость – если я могу сделать такое с собой, то представь, что я могу сделать с тобой?
