Что останется от нас для далёкого будущего без артефактов цивилизации? Окаменелая обезьяна.
Triggering the carving up of the planet with reticulating graticules and navigational rhumb lines, sapience’s conquering of global space proceeds from and rests upon a lumbar foundation whose verticality sets our species apart, instigating a ratio-technical line of development extending from the first anthropoid’s binocular gaze upon its forelimb workspace all the way to the geostationary satellite high above.
Thomas Moynihan
Spinal Catastrophism: A Secret History
“C2. Cervical Zenith”
* Запустив расчерчивание планеты сеткой навигационных и румбовых линий, завоевание человеком глобального пространства продолжается из (proceeds from) и опирается на (rests upon) поясничную основу, чья вертикальность отличает наш вид от других, инициируя рацио-техническую линию развития от бинокулярного взгляда первого антропоида на рабочее пространство передней конечности (forelimb workspace) до геостационарного спутника, расположенного высоко над землей.
Ubi sunt qui ante nos fuerunt? Где все те, кто был до нас? Они внутри. Наш хребет это кальцифицированная стратиграфия эонов, филогенез нанизанный на позвоночный столб. Наше тело это оледеневшая темпоральность обременённая вестибулярной бдительностью. Мы таскаем в себе “живое ископаемое”, внутри которого покоится то, что даёт нам начало. Копчик сросся, крестец малоподвижен, поясница держит всё, грудная клетка бережёт потроха, а вот подвижность шеи открывает безмежний простір можливостей. Вскинув голову мы вопрошающе взглянули на безразлично далёкие звёзды.
Расширяющееся пространство открытого горизонта открытое перпендикуляризующимся черепом, даровано нам путём нашей вертебральной трансцендентности над самоподобной плоскостью.
Зенит и надир
Так Мойнихан описывает “оси земной жизни”:
“Только потому, что ось позвоночника человека, единственного среди позвоночных, является продолжением радиуса Земли, мы можем экстраполировать его траекторию ad coelum et ad inferos (all the way to Heaven and all the way to Hell) вверх к божественному зениту и вниз к гипогенному надиру. Нарисовав воображаемый большой круг, диаметр которого соединяет точки воображаемого зенита и каудального надира как антиподы, наблюдатель может осознать себя центральной точкой так называемого небесного меридиана.
Отсюда он может определить свое местоположение на планете, измерив угол между небесным полюсом (точкой, вокруг которой вращаются звезды) и зенитом своей позвоночной оси (точкой, в которой вытянутая линия позвоночника пронзает космическое пространство).
Это позволяет вычислить широту, или, по выражению Канта, «расстояние [от] экватора», и таким образом получить координаты Север-Юг. Поэтому кажется, что причуда морфологии позвоночника ответственна за то, что человек находится в прямой связи с фигурой Земли, разжигая человеческую склонность к геодезическим абстракциям, что полностью исключено для проноградных четвероногих – тех плоскоземельных ползунов земной коры (flatlanding crust-crawlers), которые воспринимают планету только как неопределенно далеко простирающуюся поверхность.”
Инсайты приходят в голову, но опасность чуется жопой.
Мы возвысились над твердью, окинули её взором на все четыре стороны до горизонта, вгрызлись в недра, всюду воцарились, и у нас заболела спина. У тех, кто дожил.
Оси Батая
Мойнихан проводит игривые параллели между натуралистической приоретизацией “вертикального” зрения поверх “горизонтального” обоняния, и эзотерическим гоневом Жоржа Батая. Последний находит в перестройке позвоночника человека лишь более утонченную распущенность – более жестокое сладострастие*. Четвероногие четвероноги, обезьяны опирающиеся на костяшки пальцев при передвижении “дурацки диагональны”, а человек величественно вертикален. В “Pineal Eye” Батай выделяет «две земные оси»:
«вертикальную», которая «удлиняет радиус земной сферы», как ось распутнического бегства, повелительницу океанских приливов и растений (которые «бегут» с Земли, чтобы «бесконечно» жертвовать собой нисходящему натиску Солнца);
и «горизонтальную», место обитания зверей и «аналог вращения Земли».
Восстав над мирной животной горизонталью, люди смогли присвоить себе “растительную эрекцию”, ои устремиться вверх, к громадам светил и флуктуациям космоса.
* (merely a more refined lasciviousness—a more violent voluptuousness)
Ururtrauma Death Drive
Люди убивали/ют китов из зависти – те смогли вернуться в материнское лоно океана. Back to momma Thalassa. (Таласса (/θəˈlæsə/; греч. Θάλασσα, транслит. Thálassa, лит. «море»; аттический греческий: Θάλαττα, Thálatta – общее слово, обозначающее «море» и его божественное женское олицетворение в греческой мифологии). Мы ведём свою безнадёжную, заранее проигранную битву с гравитацией, пока в конце-концов земля не обнимет и не поглотит нас.
Плод плавает в своей Талассе околоплодных вод, и уже хмурит лоб, когда пока ещё незримый нераскрывшимся глазам Umgebung за бортом материнского тела уже дышит недобрыми предзнаменованиями. Дальше только сплошная череда травм, но они вторичны. Корни горечи изгнания, которую протеже Фрейда, Шандор Ференци, в Thalassa: A Theory of Genitality (1924) назвал филогенетическим талассотропизмом – археоэволюционной травмой выхода на сушу, простираются в непроницаемую умом глубину эонов. Деревья тянут ветви кверху – это отрицательный геотропизм. У человека же врождённый талассотропизм – верните меня в Кембрийский Эдем.
Эктопический экзиль
It is not easy to separate onward rush and outward projection from inward involution and backward regression.
Мы давно вышли за пределы себя. Постепенно разгибаясь в процессе онтогенеза из позы эмбриона в горделивую вертикаль прямоходящего примата со свободными руками и подвижной шеей, человек опирается всем своим весом на само время сокрытое в оси позвоночного столба.
Альфред Коржибский – “карта это не территория” – который взял и измыслил Общую Семантику, назвал человека “время-связывающим классом живых существ” (time-binding) улавливающих его путем передачи знаний и абстракций, которые накапливаются в культурах за темпоральный горизонт.
Порождающая наше переживание себя нервная система надёжно спрятана внутри, но наше бытие, мы сами, давно вынесено за пределы нашего тела, в глобальный сенсориум. Мы сбежали в экстернализации себя (exodus into externalisations), души мигрировали из тел в экзоскелет культуры – коллективную внутреннюю реальность исторгнутую вовне. “Локомотивы, железные дороги, электрические телеграфы” Маркс в Grundrisse называл “объектифицированной силой знания”. Мы все спим глубоким сном разума убаюканные гармонично выстроенными абстракциями, пока уже почти автономно от нас существующий, нашим же разумом порождённый архиэкзоскелет душит планету.
A diamond-orchid from beyond spacetime, reason is usurpation, uprightness its symptom: the perverse cephalocaudal puppetry of a helpless host body.
