Одиночество – это когда соседи вспоминают о тебе, когда вонь из твоей квартиры становится невыносимой. Хотя может быть и так, что твой аккуратно обглоданный скелет обнаружат лишь спустя пару лет, когда на банковском счету, с которого автоматически снимаются коммунальные платежи, закончатся деньги. Это kodokushi, так в Японии называют одинокую смерть.
Кодзима Мию работает в компании To-Do, специализирующейся на уборке квартир и домов умерших, с 2014 года. В 2016 году она начала делать миниатюрные диорамы своей работы – как выглядят дома, где люди умерли в одиночестве. Ее работы демонстрировались на выставке “Комнаты, где время останавливается” (Rooms Where Time Stops).
Но дело не только в смерти. Среди живых это новый тренд “lonely economy”. Во всей Азии средний размер домохозяйств сокращается. Одна треть домохозяйств в Передовой Азии и более 15% домохозяйств в Китае уже состоят из одного человека.
Среди домохозяйств без детей в ЕС в 2021 году около половины составляют одинокие взрослые (47,4%), около трети – семейные пары (32,4%) и одна пятая – домохозяйства с двумя взрослыми (не являющимися парой) или более (20,2%).
Еще одной из тенденций lonely economy стал повсеместный рост числа владельцев домашних животных. Растет спрос на уменьшение порций упакованных продуктов питания, доставку еды на дом и жилье для одного человека. Этот касается и некоторых категорий досуга: растет спрос на цифровые развлечения, одиночные обеды и одиночные путешествия. Рынок “ухода за собой” активно растет, поскольку потребители все больше внимания уделяют психическому здоровью и выбору здорового образа жизни.
Зоопсихологу Роберту Йерксу приписывают фразу “один шимпанзе – не шимпанзе”. А эволюционный антрополог Майкл Томаселло говорит о том, что называть человека социальным животным корректно, однако не совсем точно. Мы ультрасоциальные животные эволюционировавшие для кооперативной конкуренции. Идентифицируйся и взаимодействуй со своей группой или погибни в одиночества, или от рук соседей.
Джон Качиоппо, директор Центра когнитивной и социальной нейронауки Чикагского университета, автор книги Loneliness: Human Nature and the Need for Social Connection, со своей супругой Стефани исследует одиночество уже больше двадцати лет.
Joe Sterbenc
Согласно их эволюционной теории одиночества (evolutionary theory of loneliness, ETL) одиночество считается нетипичным состоянием для социальных видов, которые зависимые от сородичей в плане защиты, взаимопомощи и репродуктивного успеха. Однако социальные отношения и взаимодействия представляют собой обоюдоострый меч. Они могут способствовать вероятности выживания, успешного размножения и последующего репродуктивного успеха (внуков) но они также могут снижать вероятность выживания или репродуктивного успеха из-за повышенной подверженности насилию или конфликтам, конкуренции за ограниченные ресурсы, в том числе за пищу и партнеров, подверженность инфекционным заболеваниям, а также риск угнетения и эксплуатации.
Социальное взаимодействие варьируется от дружелюбного до враждебного, и одни и те же объективные отношения (например, брат или сестра) могут оказаться как заботливыми, так и разрушительными. Более того, характер тех или иных социальных отношений у приматов может быстро меняться с течением времени. Выживание зависит не только от способности распознавать присутствие сородичей, но и от способности постоянно отличать друзей от врагов на постоянной основе. И мозг, в силу нашей зависимости от себе подобных, эволюционировал как орган для различения, формирования, поддержания, восстановления или замены социальных отношений, удовлетворяющих потребность в спасительных социальных связях.
Согласно ETL, весь спектр неприятных ощущений одиночества служит биологическим сигналом тревоги, который предупреждает человека о потенциальном повреждении социальной проекции (social body) и мотивирует его на исправление или замещение воспринимаемых недостатков в социальных отношениях. Таким образом, согласно ETL, чувство одиночество повышает чувствительность к социальным стимулам и “подсказкам” (cues), однако, тут снова палка о двух концах.
Воспринимаемая социальная изоляция (perceived social isolation) сигнализирует о низкой вероятности взаимопомощи или альтруизма и высокой вероятности и стоимости предательства. Следовательно, одиночество также вызывает противоречивую мотивацию избегать других людей, демонстрируя тенденцию к самосохранению. “Я уже на этом обжигался”, “Лучше уж самому(ой)”, “Эти люди ______”.
Самосохранение в такой ситуации чаще всего работает на уровне бессознательных процессов. Одиночество не только усиливает мотивацию к вниманию и сближению с другими, но и автоматически запускает мотивацию к краткосрочному самосохранению, включая:
(i) усиление неявной (имплицитной) бдительности и избегание социальных угроз,
(ii) усиление реакций, отражающих заботу о собственных интересах и благополучии,
и (iii) набор взаимосвязанных поведенческих, нейронных, гормональных, клеточных и транскрипционных изменений, способствующих краткосрочному выживанию.
(i) слуховые и поведенческие сигналы для безопасного призыва к социальной помощи (печаль-беда-тоска-безысходность, памагити) и (ii) вялость для снижения вероятности конфликта в потенциально враждебной социальной среде (пришибленных и тухлых меньше прессуют). Хотя исторически активация этих путей, возможно, способствовала краткосрочному выживанию в отсутствие взаимопомощи и защиты. защиты, в современных обществах хроническая активация этих путей может иметь пагубные последствия для продолжительности жизни и общего благополучия.
Loneliness in the Modern Age: An Evolutionary Theory of Loneliness (ETL)
Невооруженным взглядом видна параллель с хроническим стрессом медленно убивающим сытых приматов живущих в безопасности бетонных муравейников.
Эволюционный механизм, который тесячелетиями спасал нас, заклинивает в современных условиях, невообразимо далеких от тех, в которых мы существовали большую часть нашей истории.
