Согласно первоначальной теории Дарвина, мы жертвуем на благотворительность или помогаем детям, незнакомым и немощным людям, потому, что стремимся к повышению социального статуса, чувства собственной значимости, или к чему-либо еще, что может служить нашим интересам. Но героизм, мученичество и другие формы самопожертвования ради группы, похоже, выходят за рамки принципов взаимности, таких как quid pro quo или даже Золотое правило*. Дарвин ломал голову над тем, что может побудить людей, которые свободно рискуют своей жизнью ради других?
* «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки» (Матфей, 7:12)
Как может быть объяснена склонность человека к самопожертвованию, когда он отдает свою жизнь – всю совокупность своих интересов – за свою семью, племя, нацию, религию или за человечество? Эта проблема заставила Дарвина изменить свое мнение о том, что естественный отбор порождает только эгоистичных особей. В “Происхождении человека” он предположил, что естественный отбор наградил человечество склонностью к моральной добродетели, то есть готовностью жертвовать собственными интересами во имя групповых интересов.
Утилитаризм, деонтология и халява
Дарвин признавал, что храбрый воин, выживший в бою, может обрести больше богатства или социальной значимости и тем самым повысить свои шансы на размножение. Но если риск смерти очень высок, а перспективы победы малы, то очень сомнительно, что выигрыш перевесит потери. Самоотверженные герои погибнут, а циничные “халявщики” (free-riders) пожнут плоды: эгоисты воспользуются альтруистами.
Проблема free rider’ов решаема, если культурный групповой отбор в условиях частых межгрупповых конфликтов приведет к появлению норм, требующих от людей рассуждать об участии или поддержке войны, используя иную логику. Вместо консеквенциалистской / утилитаристской (следовать по пути максимизации выгоды) индивид будет следовать деонтологической логике (придерживаться моральных правилам соответствующих социальной идентичности) .
Преимущества, которые получают группы с сильными нормами, благоприятствующими парохиальному альтруизму, направленному на членов своей группы, возникают потому, что моральные обязательства являются гораздо более прочным социальным клеем, чем простой общественный договор. Это становится особенно важным в периоды уязвимости и стресса, когда обман и отступничество в стремлении к самосохранению более вероятны. Плюс, на морали держится тирания кузенов – мы озабочены вопросами морали в силу инстинкта самосохранения: девиант или нарушитель очень рискует своими долгосрочными перспективами в обществе.
Пять экспериментов и один опрос показали, что выборы людей об участии и поддержке летального межгруппового насилия следуют логике деонтологии, а не инструментальной рациональности. Деонтологические рассуждения поразительно нечувствительны к рискам и результатам. Если наше дело правое, то за ценой не постоим. Особенно, если расплачиваться, рисковать и жертвовать будут другие.
War as a moral imperative (not just practical politics by other means)