Чем заняты люди залипшие в гэмблинговых автоматах? Трансцедентированием и дехронологизацией. Можете спросить любого проблемного игрока (problem gambler) – они там совсем не за деньгами. В книге Наташи Шулль Addiction by Design: Machine Gambling in Las Vegas есть жуткие истории о забытых детях, семьях, жизнях пущенных под откос из-за романа с игровым автоматом, с машиной. Просто дофаминовый торч обезьяны дергающей за ручку?
Греко-французский философ Корнелиус Касториадис, автор The Imaginary Institution of Society, рассматривает политику, философию и трагедию как многочисленные выражения состояния человека перед лицом онтологического хаоса, который он называет “бездной” (abyss). Ключевых концепцией его философии является “автономия” (на греческом auto – “для/по себе”, а nomos – “закон”). Она подразумевает “самоинституцию” – создание собственных законов. Каждое общество создает свои собственные институты, но только члены автономных обществ полностью осознают этот факт и считают себя высшим источником справедливости. В отличие от них, члены гетерономных обществ делегируют этот процесс внешнему авторитету – божественному происхождению или, в наше время, “исторической необходимости”. Поиск автономии проистекает из состояния онтологической безнадежности человеческого положения, а смертность и ответственность понимаются как две стороны одной медали.
После Возрождения и Реформации, с ростом капитализма, религия была трансформирована, и адаптирована в нечто иное. Раньше она служила вуалью скрывающей два главных вопроса Бездны (о мире и о себе) за “институциональными симулякрами”. В рамках капитализма Бездна присваивает их в коммерческих целях. Коммодификация и объективация поддерживают гетерономное общество, опосредуя неопределенность – суть онтологического хаоса – признавая ее и одновременно затушевывая, пряча в текстурах
Касториадис разработал концептуальный фрэймворк (схему), в которой предложил интерпретацию современности, сосредоточенную на основных категориях социальных институтов и социальных воображаемых значений (social imaginary significations): мы с вами интернализируем социальные значения (social significations) и вместе с окружающими вместе воображаем наш мир, а социальные институции – это взаимно переплетающиеся разновидности динамической “кристаллической решетки” организации нашего воображаемого. Вы бога видели? Нет. А отдельные люди (увы, большая часть населения Земли) ведут себя так, будто он есть.
Чем занят современный человек? Самооптимизацией, конкуренцией и принятием рискованных решений. Мы свободны эксплуатировать себя как хотим, в рамках того, что нам позволяют внутренние импульсы, и социальная реальность правил и ожиданий. Игра, будь то рулетка, или карты, или автомат, искажает, или даже останавливает время. Следующая лунка, следующая карта, следующая раздача, следующий спин. Темпоральность гэмблинга схожа со сборочной линией – и то, и другое включает в себя серию не связанных между собой повторяющихся событий.
Пресловутая “зона” ради забытья в которой игроки конвертируют свою жизнь и время в деньги, чтобы конвертировать их во время за автоматом – в череде трёхсекундных выборов, где действие и результат спрессовываются в моменте, неопределенное будущее схлопывается в настоящее. Воображаемая институция общества отступает, субъект растворяется, риски буферизируются (находясь в моменте здесь и сейчас нельзя проиграть больше одной ставки), а всё социальное отваливается и растворяется – проблемные игроки зачастую асоциальны, кто побогаче нанимают других менеджерить своё время (и такое бывает), кто победнее – сидят за автоматом 20+ часов.
Бездна онтологической неопределенности поглощает сознание, оставляя солнечный зайчик внимания запертый в рекурсивной ловушке бесконечных повторений, время растворяется. Пока не закончатся деньги.
- Desire and the Consumption of Danger: Electronic Gaming Machines and the Commodification of Interiority
- Cornelius Castoriadis: Key Concepts \
