В “Рождении трагедии” Ницше утверждается двуединое понимание человека: человек существует одновременно в двух мирах: эмпирическом и хтоническом. Последний Ницше обозначает как “Первозданное единство” или das Ur-Eine, кинетическую реальность, из которой возникает все сущее. Ur-Eine, говорит Ницше, полна боли в форме страдания, поскольку содержит в себе врожденное противоречие: она порождает как жизнь, так и смерть жизни. Ur-Eine также является источником великого восторга, вожделения, которое одновременно чувственно и трансцендентно: “все художественные силы природы раскрываются здесь, среди дрожи опьянения, для высшего, блаженного удовлетворения первозданного единства (Ur-Eine)”.
Модель мира по Шопенгауэру – что-то среднее между индийскими Ведами и платоновским измерением идей – мир объектов в пространстве и времени и связанных между собой причинно-следственными связями – существует исключительно как “представление” (Vorstellung) или репрезентация, зависящая от познающего субъекта. Где у Ницше первозданное единство (Ur-Eine), у Шопенгауэра – Воля (Wille): слепое, бессознательное, бесцельное стремление, лишенное знания, вне пространства и времени и свободное от всякой множественности. Ноумен, вещь-в-себе неподвластная и недоступная для непосредственного восприятия и познания. Мир как представление является, таким образом, “объективацией” воли. Внутренний акт и внешнее поведение – две стороны одной медали, например, электричество “проявляет” себя в виде искр, молний и тому подобного. Электричество не является причиной искр или молний – оно и есть искры и молнии.
По аналогии с электричеством, тело человека “и есть” его характер, овеществлённая (embodied) воля, ставшая видимой. Например, желудочно-кишечный тракт – это объективированный голод, гениталии – объективированный сексуальный импульс, ловкие руки и проворные ноги – это объективированные желания, которые в случае человека включают всё разнообразие его конструктивной деятельности.
Кроме цикличного мотива “вечного возвращения”, у Ницше есть три линейных: превращения духа (верблюд, лев, ребёнок), образ человека как моста от животного к сверхчеловеку (в человеке можно любить только то, что он переход и гибель) и канатный плясун сорвавшийся вниз на глазах у публики и умерший на руках Заратустры. Существам, чья жизнь посвящена совершенствованию способов отрицания своей транзитной природы, нужен тонкий баланс между смыслом и удовольствием. Сотканные из сгустков звёздной пыли, приводимые в движение неосознаваемой нами невидимой силой, направляемые эмоциями, которые в свою очередь руководят нашими поступками, что можем мы, как объективированная Ur-Eine и Wille, противопоставить неизбежности своих страданий?
Шопенгауэр считал, что для того, чтобы “покорить” волю, необходимо подняться над ней через искусство. Эстетический опыт позволяет временно сбежать от желаний, забыть об утилитаризме, на краткое мгновение освободиться от диктата мирских потребностей, тягот жизни и эгоизма. Словно пресловутый канатный плясун, мы можем сконцентрироваться на реальности своего путешествия над бездной, даже забыть о том, что нам никогда не перебраться на ту сторону – нас не ждёт становление сверхчеловеком.
Жизнелюбивый, с оттенками трагизма, пафос Ницше и медитативный пессимизм Шопенгауэра самым бессовестным авторским самоуправством ужимаются в три песни Ланы дель Рей: Lust for Life, Born to Die и Gods & Monsters. Мимолётная вольтова дуга нашего сознания вспыхнувшая между полюсов наслаждения и страдания, переливается всеми оттенками человеческих чувств. Взваливая на себя житейское бремя аки верблюд, отвоёвывая своё пространство и свободу как лев, возвращаясь к детской невинности и забвению, к начальному движению самокатящегося колеса, мы танцуем по своему канату, невольные рабы незримой Воли, мост в никуда.
Мудрость мёртвых и песни живых.
philosophy #авторское
